– Да, и Вернер говорит то же самое. – Она открыла сумочку, достала мобильный телефон и протянула ему. – Вот мобильник, как ты просил.

Маркус взял его.

– Ты сделала всё, как я сказал?

– Да. Купили телефон на имя Юлиана, а он потом поменялся с одним мальчиком из параллельного класса.

Маркус посмотрел на своего племянника.

– И что? Трудно было найти человека, который бы согласился?

Юлиан отрицательно покачал головой.

– Не-а. Каждому ведь охота иметь новейшую модель, но не каждый может себе это позволить.

– И чем ты объяснил, что хочешь поменяться на старую модель?

– Тем, что новый не стыкуется с моим компом, потому что разъём не подходит. Для фотографий и всё такое.

Маркус признательно улыбнулся.

– Но на самом-то деле ведь разъём подходит, а?

– Да ясно, подходит. Но большинство же не сечёт! – Он глянул на мобильник в руках Маркуса. – Это я у Тимо выменял. Тот вообще ничего не сечёт. Он даже не знает, что нам достаточно было поменяться SIM-картами, чтобы у каждого остался его прежний номер.

– Но вот этого я как раз и не хотел, – озабоченно сказал Маркус.

– Да ясно. Мы же и не меняли SIM-карты, – Юлиан пожал плечами. – Да ему что, у него не так много друзей, кому он должен сказать свой новый номер.

– Хорошо, – довольно сказал Маркус. – Спасибо тебе. – Он посмотрел на свою сестру. – И тебе тоже. Ведь тебе пришлось платить за это удовольствие.

– А тебе-то оно для чего? – спросил Юлиан.

Маркус разглядывал маленький, лёгкий предмет у себя в руке, ещё раз соображая, всё ли он продумал.

– Мне придётся звонить человеку, телефон которого наверняка прослушивается, – объяснил он. – Поэтому мне нужен аппарат, который не так легко вывел бы на меня.

Юлиан выпучил глаза.

– Правда? Ну, круто.

– Но это должно оставаться между нами, понятно?

– Логично.

Он сунул телефон в выдвижной ящик тумбочки, где он заранее приготовил для Юлиана несколько выпусков комиксов. Это дало им с Доротеей возможность спокойно поговорить об аренде магазина.

Она рассказала, что приезжал налоговый консультант и они с Вернером всё просчитали. С властями всё улажено, подписан договор аренды домика с магазином.

– Надо посмотреть все помещения, может, что-то я смогу использовать под склад, – сказала она. – Вчера я уже пристроила туда консервы, макароны и всё такое непортящееся. И я всё время раздаю по деревне рекламные листовки. В понедельник в половине восьмого один крестьянин завезёт мне овощи из своего хозяйства, экологически чистые, и в девять магазин откроется. На последней листовке я разместила купон: кто принесёт его в течение первой недели, получит бесплатно полфунта макарон очень хорошего сорта. Как ты это находишь?

Маркусу нравился предпринимательский азарт, которым она светилась. Он находил, что этот азарт ей к лицу.

– Буду держать за тебя кулачки. Вот увидишь, все будет прекрасно.

Она с волнением выдохнула:

– Ой, я так боюсь.

– Без этого какое же удовольствие…

Они ещё немного поболтали, и настало время уходить. Доротея отправила Юлиана вперёд и, когда он вышел за дверь, повернулась к своему брату и задала ему вопрос, который, должно быть, давно тяготил её:

– Маркус, по поводу того, что сказал адвокат… Я чувствую себя как в фильме про агентов. Надо ли мне за тебя беспокоиться?

– Но Фридер ведь тебе всё рассказал, разве нет? Почему я здесь. И про то, что я под чужим именем.

– Но ведь это же всё неправда, да? Ты же… не употреблял кокаин? Ты ведь – нет?..

– Смотря как толковать слово «употреблял».

Прошлое

Она была сверху, так ей больше нравилось, раскачивалась и билась и, тяжело дыша, погружалась в экстаз, но вдруг приподнялась так высоко, что Маркус выскользнул из неё.

– Подожди, – выдохнула она, перегнулась через него к ночному столику, голая, блестящая в полутьме, груди её колыхались совсем близко. Она достала из выдвижного ящика что-то шелестящее, пластиковый пакетик, прихватила из него щепотку порошка. Растёрла этот порошок по влажной головке пениса, отчего Маркус застонал, и снова приняла его в себя.

И тут… с ним что-то произошло. У него снесло крышу. Его тело изменилось. Нервные окончания начали гореть. Его пожирал экстаз, он сжигал его, катапультируя в космос. Миллионы лет спустя, когда его мысли снова пришли в движение и выяснилось, что он всё ещё существует, Маркус почувствовал на себе вес Эми-Ли, ощутил запах её пота, вдохнул мускусный аромат.

– Вау! – с трудом выдавил он. Он был неспособен двигаться, чувствовал себя как выжатая тряпка.

Она была едва жива. Он слышал, как она лепечет:

– Я всегда боюсь, что когда-нибудь так и останусь там. Не вернусь больше.

Он не понимал, что она имела в виду, не понимал, что вообще произошло. Должно быть, это как-то связано с тем порошком…

– Что это за вещество?

Она сказала ему.

– Но ведь это… нелегально. Разве нет?

Эми-Ли подняла голову, сердито откинула волосы.

– Ну и плевать. У меня только одна жизнь, и я хочу взять от неё всё.

Блок определил маршрут поездки, и Турбер всё организовал – у него, казалось, всюду были связи. И вот они уже летят в Луизиану: Маркус, Блок и приземистый, бородатый, уютного вида геолог по имени Майкл Квинтон, которого Блок считал засланным от «PPP» – как он шепнул Маркусу, улучив момент, – чтобы разгадать его метод.

– Мы должны чинить ему препятствия, чтоб он за нами не шпионил, – потребовал старик.

– Сделаем, – пообещал Маркус и остаток полёта всё пытался разобраться: Блок то ли страдает манией преследования, то ли всё же прав.

Было холодно и сыро, когда они прибыли на место и пересели в вертолёт, на котором полетели дальше к югу, через туманные болота, полные причудливых, кажущихся ирреальными деревьев.

– Сезон ураганов прошёл, – крикнул им пилот. – К счастью!

Маркус сидел на заднем месте у окна. Ему ещё не приходилось летать на вертолёте, и всё казалось ему в высшей степени авантюрным. Вообще, если подумать, вся его жизнь превратилась в сплошное приключение.

Они достигли побережья и пролетали над нефтяными платформами, тесно стоящими в зеленоватых водах Мексиканского залива. Сверху они казались игрушечными.

– Этим сооружениям от тридцати до сорока лет, – опять прокричал пилот. – Добыча постоянно падает; первые платформы уже демонтируют, потому что они себя больше не оправдывают.