маминым шарфом. Зеленым таким. И почему зеленым? Пап, согласись. Ну махала бы хотя бы голубым? Пап, может, она дальтоник? Картинку, конечно, портило, но все равно было красиво. А небо было сиреневого цвета. И море почти такое же. Только оттенки. Где-то темнее, где-то светлее. Ну как тебе объяснить. Как у бабушки Гали цветы в садике. Которые распустились только что – это небо, которые пора уже давно ободрать и выбросить – это море. Понятно объяснил?

– Еще бы, – Алексей, похоже, не очень вникал в рассказ. Для него важно было видеть сына, слушать его привычную длинную и запутанную речь. Обычно он вникал, старался, во всяком случае. Где совсем уж было запутано, задавал наводящие вопросы. Сегодня просто смотрел и любовался, и думал, как он будет объясняться с Ларой.

– Ну вот. Огненный шар. Он сначала выкарабкивался очень медленно, а потом – раз! И полетел. Как ракета. Почему?

Хорошо, что на последних словах про «Раз!» Леша очнулся.

– Скорость набрал. Так, Мих, всегда в жизни. Сначала долго учишься, и тебе кажется, ты на месте стоишь, а потом раз – и полетел со всеми своими знаниями.

– Я вот тоже сразу же об этом подумал. Но Матвей-то все проспал. Ты представляешь? Он меня предал, да?

– Здрасте! Разве можно так про друга? Предательство – это, Мишка, про другое.

Алексей почувствовал, как напряглась Лара. Он не хотел начинать разговор сейчас, не время. Он должен был объяснить все подробно.

– Предательство – это когда твой друг или самый близкий человек, а предателем становится всегда самый близкий, вдруг делает что-то страшное, непоправимое. Это сложно объяснить. Пока рядом с тобой предателей еще не было. Но они будут. Но иногда это и не предательство совсем, а человек ошибся, что-то сделал такое, за что ему самому стыдно. Или не по собственной воле.

Леша метнул быстрый взгляд на жену. Она смотрела в пол, но он знал: она внимательно слушает.

– Тогда понятно. Меня-то мама разбудила. А его папа проснуться и не смог. Так знаешь сколько они выпили? Тебе даже вдвоем с дедушкой такого не осилить. Да и потом, баба Галя бы вас полотенцем огрела за такое поведение. Как на Новый год! Мы почему на такси-то приехали? Потому что дядя Виталий даже не смог сесть за руль. Беда, в общем. Конечно, не по собственной воле. Это вообще дядя Глеб виноват. Я слышал, как он говорил: «Выпьем да выпьем. И еще выпьем». Значит, не предатель. Хотя интересно с предателем столкнуться.

Мишка вываливал и вываливал на отца все накопившееся за неделю, а Лара потихоньку приходила в себя. Другой бы ничего не понял из Мишкиной путаницы. Только не родной отец. Родной всегда любую путаницу поймет. Что не поймет, сам дорисует. Родные же. Мозги-то те же. Потом она своего мужа уже взрослым встретила. А может, и он в детстве таким же был. Мать его, та, которая баба Галя и вовремя цветы не обдирает, охарактеризовала своего сына в свое время коротко: «Тот еще охламон. Думала, не остепенится».

– Это она про школьные годы, – торопливо тогда добавил Лешкин отец, чтобы Лара чего не подумала. – За поведение мальчика ругали.

Лара тогда пожала плечами. Это уже потом она поняла, в кого Мишка такой активный. Правда, свекровь – Галя – тут же напрочь забыла все выходки сына. Стоило ей первый раз остаться с Мишкой.

– Все видела, такого – никогда.

– А мне кажется, на Лешку похож, – осторожно начинал отец мужа.

– Кто? – строго спрашивала баба Галя.

Действительно, кто? Даже удивительно, как дед Коля мог такое предположить. И все равно, как же важно, когда ребенка воспитывает родной отец, родные люди. Вторая бабушка, Ларина мать, к сожалению, всю дорогу занята. В основном собой, ей ни до чего. Так ей и не до Лары было, а теперь вот не до Мишки. Но все равно любит его искренне и немного безумно. Вечно притаскивает странные подарки. Недавно, к примеру, подарила ему плюшевую панду. Ростом с Мишку.

– Ну ты дала! Это ж ему комнату нужно отдельную.

– Зато в натуральный рост. Пусть ребенок привыкает к правде!

А Галя и Коля, хоть и не очень признавали схожесть с сыном и выговаривали вечно Ларе за Мишкину странность и невоспитанность, все равно всегда были рядом, всегда на подхвате, всегда выручат.

Но главное, конечно, Леша. Лара смотрела и испытывала практически физическое удовольствие только от этого разговора, от их взглядов друг на друга. Папа и сын. Мишка дергает отца, а тот незаметно поглаживает его руку. А потом прикасается ею к своей щеке. И как хорошо, что она ничего не успела рассказать Мишке. Почему? А не знала как. Не представляла, что говорят в таких случаях. Нет, точно стоит ангел за ее плечом.

Вот! Наконец-то Первая осознала! А то все ей кажется, что она сама тут всем рулит. Что она тут главная. Наверное, хорошо, что наш балбес улетел на ту свадьбу. Встряхнуть Первую точно не мешало.

Принятие реальности

Поговорить удалось только вечером. Красивый ресторан при отеле был залит затейливым светом. В центре топтались пары под ласковый саксофон, Мишка унесся с очередным лучшим другом разрабатывать очередной план захвата рейсового автобуса. По данным разведки, в салоне автобуса заложена бомба, нужно спасать людей. Но сначала все же обезвредить бомбу. Отец дал дельные советы что да как. Заодно подробно проговорили, из чего состоит бомба. Ларе казалось, что раньше так подробно Алексей не разговаривал с сыном, а сейчас муж боится остаться с ней наедине.

Она уже пришла в себя. Прошло чувство счастья, что все в порядке, они вместе. Нет, такое не забыть. Опять на нее нахлынула страшная тоска и, наверное, страх. Что делать? Как дальше жить? И еще непонятно, с чем приехал Алексей? С какими мыслями? Он все-таки к сыну приехал или к ним обоим? И она не знала, чего она боится больше? Что он все-таки от них уйдет или скажет ей какую-то ужасную правду, но из жалости к ним останется?

Совершенно не хотелось спать, не сказывалась даже бессонная ночь. Она была как натянутая струна и ждала, ждала разговора. Настраивала себя, пыталась не волноваться. В любом случае нужно услышать правду. Рано или поздно это должно произойти. «Сначала казнь, потом приговор». Сегодня у нее все по книжке про Алису. Да, пора им обоим вылезать из кроличьей норы.

Когда они наконец остались одни и Алексей затянул вечер длинным молчанием,