голос становится тише, и я с трудом разбираю, что он говорит. – Вчера мы ее похоронили.

Голос Олли срывается, и мне так хочется быть рядом, чтобы его обнять.

– Похороны получились очень трогательные, достойная дань уважения, она была прекрасной женщиной. Нужно было обзвонить столько людей, пригласить их, все организовать… Я действовал машинально, не задумываясь. Говорят, похороны – это финальная точка, на которой ты прощаешься с человеком, но я этого не ощущаю, Рози. Не могу поверить, что ее больше нет. Гости разъехались, родственники тоже, и я остался наедине со своим горем. По-моему, я не сразу понял, что произошло, а теперь не знаю, что делать.

Фургонов становится все больше, и на улице стоит ужасный шум. Я ухожу в глубь Поппи, где потише.

– Олли, я понимаю, что ты чувствуешь. Вряд ли тебе от этого станет лучше, но это правда. Со временем боль уйдет, обещаю. Мой тебе совет, попробуй себя чем-нибудь занять. Легче не станет, но ты хотя бы сможешь двигаться дальше день за днем.

Когда мой отец умер, мне было так больно, что я думала, что это никогда не пройдет. Я могла не спать ночами от чувства вины, казалось, будто это наказание, которое я заслужила. А еще месяцами вычищала его дом. Мне понадобилось шесть мусоровозов, чтобы добраться до его собственных вещей. Я была подавлена, и мне было плохо.

– Так и поступлю, – севшим голосом произносит Олли. – Нужно разобраться с мамиными делами, ее домом, вещами…

Помню, что мне нужно было покончить с этим как можно скорее, чтобы продать дом и уехать из своего захолустья. Местные приходили ко мне с грустными взглядами и пустыми соболезнованиями, но, когда мне или папе нужны были друзья, они почему-то не приходили. Эти люди позволяли их детям задирать меня в школе, а теперь приходили с запеканками, будто не превращали мою жизнь в ад. Да, это было давно, но я не могла так просто об этом забыть. Не то чтобы я держала на них обиду, скорее мне просто было больно, и эта боль затуманивала разум. А еще мои собственные распри с отцом, мое участие в его печальной судьбе.

– Только не торопись, Олли. Когда будешь разбирать вещи, нахлынут воспоминания…

В пыльных коробках я находила забытые фото. У меня не было передних зубов, и я сидела на маминых коленках, а та над чем-то раскатисто хохотала. Папа стоял рядом, смотря на меня с гордостью, как умеют только родители. Или еще одна: мама с папой на пляже Корнуолла. Отец держит жену за руку, а у нее волосы совсем похожи на мои, такие же светлые. Они смотрят на океан. Когда только все пошло наперекосяк? Они ведь так любили друг друга…

– Да, конечно. Я сегодня пару часов разбирал ее стол и нашел несколько старых дневников. Мне было так плохо, когда я их читал… Она писала про мои достижения, про то, как волнуется за меня… Даже про то, как я врал ей, будучи подростком, я-то думал, она не знает, – у него вырывается смешок, полный боли.

Мы так похожи. Я росла без матери, а он – без отца. А теперь мы оба лишились единственного родителя, потеряли эту тонкую связь с реальным миром. Когда папа умер, я думала о том, что, если со мной что-нибудь случится, всем будет плевать. Никто не станет меня оплакивать. Тогда я захотела найти свою вторую половинку, и на моем жизненном пути появился Каллум.

– Воспоминания очень драгоценны! Даже о том, как ты безобидно соврал в детстве. Я бы хотела узнать, о чем думал мой папа… Олли, она оставила тебе прекрасный подарок. Когда тебе будет грустно, ты всегда можешь перечитать эти дневники.

– Ты права, Рози. Я даже слышу ее голос, когда читаю, что она написала…

– Что думаешь делать с ее домом? – этот вопрос звучит частично из эгоистичных побуждений. Может, он планирует перестать путешествовать, остаться в доме его матери и вернуться к нормальной жизни?

– Пока оставлю как есть. Не могу даже думать о том, чтобы продать его кому-то еще, чтобы его заняла другая семья. Как знать, может, я и передумаю.

– Лучше не принимай поспешных решений.

– Я мог бы переехать туда, но не хочу возвращаться к старому образу жизни. Мама писала, что ей нравится слушать про мои приключения и что жить по своим правилам – это прекрасно. Я не брошу путешествовать.

– Похоже, твоя мать была замечательной женщиной!

Олли отвечает не сразу.

– Она была лучшей, – задушенно говорит он.

– Олли, пожалуйста, пиши мне в любое время суток, если захочешь поговорить. Хоть посреди ночи.

– Спасибо тебе за все, Рози.

Мы прощаемся. В голове у меня беспорядок из мыслей. Мне жаль Олли, я скорблю о его утрате и переживаю, как же он справится с накатившим одиночеством. Потерять единственного родителя – это как утратить якорь, крепко удерживающий тебя в этом мире.

Вся улица приходит в движение. Народ готовится к утреннему параду, повсюду носятся дети, их звонкий хохот пронзает воздух. На уличных праздниках всегда торжествует культурное многообразие: национальная музыка, блюда, наряды… Мне не терпится присоединиться к веселью. Воздух пропитан радостью и атмосферой фестиваля, но отчасти мне стыдно за то, что я буду праздновать, пока Олли скорбит в одиночестве, уперевшись головой в ладони.

Ко мне подбегает Ария с красными от бега щеками. В робких утренних лучах она кажется почти неземной, словно светится изнутри.

– Нам разрешили съехать с дороги и остаться тут. Это близко, за углом! – оживленно тараторит она. – И парад посмотрим, и на уличном празднике побываем!

– Я поеду за тобой.

Как только мы паркуемся рядом друг с другом, я выношу несколько столиков и стульев. Места у нас мало, потому что, как начнется праздник, яблоку будет негде упасть. Зато если кто-то решит передохнуть и посидеть, сможет заскочить к нам.

Мы закончили располагаться, и я надеваю фартук. Пора печь. Я возвращаюсь к душевной еде из прошлого: яйца по-шотландски, пироги с говядиной и элем, корниш пасти, пудинг из хлеба и масла, ребрышки в соусе. Готовить их быстро, приятно, да и я люблю отдавать дань традициям.

Вскоре подъезжают еще фургоны, и от витающих в воздухе ароматов мой рот наполняется слюной. Рядом с нами торгуют индийским фастфудом; я чую тмин, корицу и кайенский перец. Может, они готовят шашлык с курицей тикка. И луковые бхаджи, это я точно говорю. Слева от Арии расположился фургончик с греческой кухней, и они поют и смеются в процессе готовки. Через дорогу продают неаполитанскую пиццу;