– Извини, Непревзойдённая, я не подумал.

Девочка кивнула, показывая, что принимает слова друга, и перевела взгляд на Авессалома:

– Рассказывай дальше.

– Пятна – это очень плохой знак, Ириска, потому что они появляются в самом начале, – продолжил инженер. «Бандура» твёрдо стояла на земле, двигатели умолкли, поэтому Петрович повернулся к девочке и смотрел прямо на неё. – Следующим станет Марево – голубое небо подёрнется едва различимой дымкой, о которую будут спотыкаться солнечные лучи. Подует холодный ветер…

– А затем на Прелесть опустятся Сумерки, – перебил инженера Страус. – После них наступит время Тьмы.

– Ты не знаешь точно, – буркнул Петрович.

– Я тоже читал книги о вторжении, – с вызовом ответил Хиша. – Триста лет назад всё начиналось так же: сначала появились Пятна, а затем злобная ведьма Диарзада помогла королеве Гнил запустить щупальца в Прелесть.

– Я думала, что в нашем мире есть только феи и волшебницы, – обронила девочка, не спуская глаз с Пятна. – А ведьмы – в Плесени.

– Достаточно один раз употребить Волшебство Прелести во зло, и очень скоро волшебница или фея превращается в ведьму, чтоб из них шестерёнки повылазили, – ответил Авессалом. – Я видел.

– И я, – не забыл добавить Страус.

Ириска улыбнулась. Но лишь кончиками губ. Глаза же её остались холодными-холодными, а взгляд намертво вцепился в сгусток чёрного тумана. Который, словно почувствовав присутствие Непревзойдённой, принялся слегка подрагивать.

– Ты удовлетворила любопытство? – нервно спросил Дикий, заметив едва различимое трепыхание Пятна. – Не пора ли продолжить путь?

– Это не любопытство, – отозвалась девочка, продолжая изучать уродливую тьму. – Я должна была оказаться рядом.

– Зачем?

– Затем, что Пятну здесь не место!

С этими словами Ириска резко выпрыгнула из кресла и побежала к внешнему люку. Страус и Петрович последовали за ней.

– Маленькая фея собирается уничтожить Пятно? – изумлённо прошептал Дикий.

– В книгах сказано, что Непревзойдённые не терпят магии Плесени, – едва слышно отозвался инженер.

– Но она ведь ещё ученица!

– Тс-с! – Петрович приложил к губам указательный палец и кивнул на фею.

Ириска остановилась в двадцати шагах от Пятна и смотрела на него с таким напряжением, будто видела глаза самой Тьмы. И под взглядом девочки подрагивание чёрного тумана сменилось крупной дрожью. Пятно заволновалось. Или разозлилось. Или почувствовало, что будет схватка, и готовилось к бою.

Пятно не желало уходить.

А фея не собиралась его оставлять.

Молчаливое противостояние длилось довольно долго – не меньше трёх минут, – а развязка наступила внезапно – одновременным ударом. Из чёрного Пятна вылетел острый отросток в надежде дотянуться до смелой девочки и уколоть её тьмой, и в тот же самый миг Ириска вскинула правую руку, нестерпимым светом засиял браслет Первого Письма, и простенькое украшение неожиданно превратилось в страшное оружие: огненный луч безжалостным копьём вонзился в тёмную слякоть. Пятно завизжало, заколыхалось, пытаясь увернуться от яркого света, поняло, что не получается, снова завизжало, попыталось вырасти до невиданных размеров, чтобы добраться и поглотить фею, но через секунду сдулось под волшебным лучом, оставив после себя лишь грязные чёрные капли.

Пятно погибло.

А обессиленная девочка пошатнулась и упала на колени.

– Что с тобой?!

– Ириска! Ты цела?!

– С тобой всё в порядке?

Растерянные, перепуганные Хиша и Петрович в секунду оказались подле феи, поддержали её и с облегчением вздохнули, увидев на губах девочки слабую улыбку:

– Это первое, чему меня научили – изгонять Плесень, – прошептала Ириска, глядя на друзей. – Я забыла, как плести волшебные браслеты, я не знаю, где находится Коралловый Дворец и с трудом вспоминаю Прелесть. Но я умею прогонять Плесень. – Она выдержала короткую паузу и повторила: – Я умею прогонять Плесень…

– Это война, – мрачно произнёс Кавальери, выслушав рассказ о трагедии. – Настоящая война, – подтвердил доктор Соломон.

– Звёзды Забвения осветили всю Прелесть! – шумно повторил Трындель, одновременно почёсывая правой задней лапой затылок.

– Не ори, – попросил доктор.

– Я стараюсь не орать, – ответил орангутан. – Но я волнуюсь.

– Мы все волнуемся.

– Значит, ты меня понимаешь.

Спорить с Трынделем было бесполезно.

Шпрехшталмейстер, ветеринар Соломон, эквилибрист Полоскун и воздушный гимнаст Кузнечик отправились к фургону-тюрьме сразу, как только услышали о страшных событиях. Это было опасно, поскольку по лагерю то и дело сновали силачи Кияшко и верные колдуну кабаны-униформисты, но циркачи решили не дожидаться темноты и рассказать пленникам о случившемся как можно быстрее. Они осторожно подобрались к задней стенке фургона, встали под зарешечёнными окошками, и пока эквилибрист с гимнастом следили за слугами Захариуса, орангутан шёпотом общался с Джузеппе и Поликой. Однако шёпот у обезьяны получался таким, что его, наверное, слышали даже пасущиеся в километре от лагеря долбоцефалы.

– Какие Дворы пострадали? – тихо спросила девочка.

– Почти все, – немедленно отозвался Трындель. – Проклятые Звёзды включились повсюду, и никто сейчас не скажет, сколько фей навсегда забыли о Прелести!

– Это война, – драматично повторил Кавальери.

Толстяк уже пять минут твердил одну и ту же фразу, не в силах придумать для выражения чувств ничего другого, и его можно было понять: добряк Джузеппе заслуженно считался лучшим другом фей, был желанным гостем во Дворцах, знал по именам всех старших и почти всех младших, и потому слёзы, которыми он встретил ужасное известие, были искренними.

– Да, наверное, это война, – снова согласился доктор Соломон. – Но что делать нам?

И они с Трынделем одновременно уставились на второе зарешечённое окошко, то, за которым сидела Полика.

Многие циркачи, и люди, и мафтаны, мечтали о возвращении старых добрых времён, когда «Четыре Обезьяны» вызывали у публики улыбку, а не страх. Многие готовы были драться с Удомо, и известие о том, что в темнице сидит настоящая Непревзойдённая, вселяло в них надежду. К тому же хитрый Джузеппе распускал слухи, что Полика обманула Захариуса, не потеряла память, а просто подбирает момент для удара, и эта ложь ещё больше вдохновляла циркачей.

– Где Захариус? – поинтересовалась Полика, поняв, что собеседники ждут её реакции.