НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И... - Екатерина Шульман | Facebook

"Автократии пользуются репутацией воинственности, потому что они агрессивные. Они, действительно, агрессивные в том смысле, что они легко применяют насилие, легче, чем демократии. Но поскольку их основная цель — это удержание власти, то их основная агрессия направлена внутрь, а не наружу. Те автократии, которые ресурсные — петрократии так называемые, — они, действительно, имеют больше склонности к внешней агрессии при превышении определенного порога цены на нефть. Мы цифрами сейчас вас утомлять нее будем, потому что там надо делать поправку на инфляцию. Но просто помните, что есть некоторый порог, обычно говорят — 77 долларов за баррель. Так вот, выше 77 — не то, что обязательно воюем, но как бы с большей вероятностью воюем, чем наши соседи, которые не петрократии. Но, вообще говоря, это воевание — это не очень для них естественное положение вещей. Война непредсказуема, война жрет ресурсы, она порождает людей, подобных Пригожину, война усиливает армию. А автократии боятся армии. Если они сами не хунты, то есть не военные автократии, то армия для них — это перманентная угроза. Мы с вами говорили в самом начале всех этих перестановок и арестов в Минобороны, что одна из явных, достаточно на поверхности лежащих целей, это препятствование усилению этого всего клана Минобороны. У меня складывается ощущение, рабочая гипотеза, что системе нашей всё нравится в существующем положении вещей: нравится изоляция, нравится возможность репрессировать кого угодно внутри, нравится приватизация 2.0 — это перераспределение активов в огромных количествах, нравится возможность практически целиком контролировать в условиях изоляции внутреннее пространство и запугивать граждан. Не нравится только воевать. Вот если бы всё то же самое осталось, но только бы нам ничего не штурмовать и нас бы не бомбили. Вот если как-то такое выторговать под предлогом, что если вы не согласитесь, мы на вас сбросим ядерную бомбу, то было бы совсем идеальное положение. То есть жить в этой осажденной крепости очень им приятно и хорошо. Им кажется, что это самый надежный способ существования. А вот воевать — не до такой степени. Интересным образом эти размышления, не то что не формулируемые (даже я их с трудом формулирую, а эти люди их не формулируют совсем) при этом отражаются в мерцающем зеркале общественного мнения. Я обращу ваше внимание на последние результаты опроса социологической службы Russian Field — Русское поле — об отношении к СВО. Мы десять тысяч раз говорили про перекос в сторону лоялистов, про низкий процент тех, кто соглашается разговаривать, про то, с какими условностями мы смотрим на любые результаты социологических опросов в условиях военной цензуры. Но мы все равно смотрим на динамику. Что у нас выходит? Вот их последние опросы, это уже конец мая-начало июня 2024 года. Что получается? Один из самых высоких с начала наблюдений, то есть с начала войны, уровень одобрения происходящего, оптимизма по его поводу. У них есть вопрос: «Остановили бы вы СВО, если бы имели возможность вернуться в прошлое или все-таки надо было начинать?» Перевес тех, кто говорит, что надо было начать перед теми, кто говорит, что начинать было не надо. И высокий процент тех, кто считает, что дела идут хорошо. И одновременно, исторический максимум за всю историю наблюдений тех, кто на вопрос: «Как вам кажется, нужно продолжать операцию или переходить к переговорам?» — тех, кто говорит — надо переходить к переговорам. Также исторический максимум гипотетической поддержки решения президента остановить войну. При этом вывод войск не поддерживает больше людей, чем поддерживает. Это всё кажется некоторой шизофренией, но оно не является ею. По-своему, это вполне логично. Кстати, еще один из максимумов, это доверие к официальной информации. Почему? Потому что есть ощущение, что дела идут хорошо. Нам говорят, что дела идут хорошо, и, действительно, на самом деле так оно все и есть. Вот это настоящая, мне кажется, адаптация, а не то, что раньше за нее принимали. Но она удивительным образом сочетается с ростом стремления это всё закончить. Эта противоречивая, странная, лоскутная, но по-своему как бы органически понятная картина, мне кажется, объединяет граждан и элиты, которых объединяет, вообще-то, мало что. Мне кажется, что у тех, кто наверху сидит, у них такое же ощущение. Вот мы молодцы, нас никто не сдвинул, нашей власти, нашему положению ничего не угрожает. И вот теперь, когда всё так замечательно, мы оставим всё, как есть и перейдем к мирным переговорам. Мирные переговоры, как они себе представляют, более-менее, понятно. Но интенция тоже, мне кажется, понятна".

  НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И... - Екатерина Шульман | Facebook

June 19, 2024 08:17

С чего начинается освобождение языка?

Возможно, историко-политическая беспринципность как-то связана и с вороватостью, не знаю. Но сейчас и оппозиционные мечтатели о Прекрасной России Будущего шепотом запрещают представителям российских меньшинств даже заикаться о «распаде России», учат «знать свое место», не произносить слов, которые могли бы вызвать недовольство большинства их воображаемых сторонников в телеграм-каналах и ютуб-стримах. - Ах-ах-ах, не дразните гусей! Только национально-культурная автономия! Какая у вас может быть государственность? Куда вы без великой России? Мы дали вам цивилизацию! Пусть мы отняли у вас язык, но наш-то язык – великий и могучий, а ваш – жалкий и никому не нужный, вы его уже и забыли совсем. Давайте, малыши, взваливайте на себя ответственность за нашу общую великую родину и – вперед, на общего врага! Правда, не всегда понятно, на какого именно общего врага, – на того ли, что в Кремле, на того ли, что в Киеве, в Тбилиси, в Кишиневе. А может быть, Россия хороша вовсе не своим единством, губительным для наименьшего меньшинства – одного свободного человека? Может быть, она будет лучше своим будущим многообразием? Не случайно же эпоху многообразия в России и в СССР традиционно называли пренебрежительно «эпохой феодальной раздробленности». В то время как на деле раздробленность – это только многообразная свобода. Чем плоха свобода Нижнего Новгорода или Новгорода Великого от имперского чекистского центра в Москве? Ведь и Смоленск был когда-то «взят», и Рязань, и Псков.