которой нет ещё ни одного сочетаемого, вдруг влюбится и решит соединить жизнь с объектом воздыхания, которому ну никак не стать её сочетаемым?

— Тогда эта адара глупа и обречена, — отрезала Трина.

— Но она любит его, — растерялась я от столь категоричного ответа.

— Каждая адара слышит зов с рождения, лишь не осознаёт в полной мере по малолетству. Постепенно она учится понимать его, управлять им себе на благо. Он останется с ней до конца, пусть на склоне лет и обратится шёпотом. Только подобные мне перестают слышать его… но, даже оглохнув в одночасье, мы не лишаемся зрения. Так скажи мне, каково будет жить этой адаре, если однажды зов обретёт силу, противостоять которой она не сможет?

— А если она научится отгораживаться… или станет жить как адары, потерявшие своего единственного сочетаемого…

— Если не столь сильна, то может попытаться. Но зачем? Или ей ни один из сочетаемых не пришёлся по нраву?

Вряд ли Феодора заранее просмотрела варианты. Суженого-ряженого я попросила показать, Феодора-то, поди, ничего подобного не ляпнула бы, и сочетаемый мог ей явиться в более чем товарном виде. А много ли впечатлительных юных барышень отказались бы от Филиппа, предъяви им его фото в анфас, профиль и полный рост без одежды? И Люсьена пусть никто не звал, он сам пришёл, но собой парень недурён. И по отцу Феодоры, насколько я успела его разглядеть, видно, что сочетаемым её матери он стал отнюдь не в преклонном возрасте и в молодости наверняка был интересным мужчиной. Алишан, вон, тоже на сочетаемого не жаловалась, наоборот, даже полюбила. Посему напрашивался вывод, что совсем неликвид зеркало не предлагает, и шансы получить в наречённые приятного мужчину не ниже, чем встретить такового в обычной жизни, и предубеждения по отношению к многомужеству у Феодоры быть не должно.

Тем не менее она нашла товарища с сомнительными моральными принципами и сбежала с ним, зная прекрасно, какая жизнь ждёт её при таком раскладе. И почему Феодора так долго вовсе обходилась без сочетаемого?

* * *

Окраина Перта выглядела именно окраиной. С одной стороны сбились в кучку с десяток одноэтажных серых зданий с плоскими крышами, с другой тянулся под уклон вялый грязно-зелёный лужок. Здания нежилые, без окон, с массивными чёрными дверями, увенчанными навесными амбарными замками. Трина долго разглядывала каждое, пока наконец не указала на предпоследнее. Не дожидаясь нашей реакции, она уверенно к нему направилась, расстегнула плащ и достала из кармана платья ключ. Филипп в несколько широких шагов догнал её, забрал ключ и сам принялся возиться с замком. Провернул ключ, снял замок, и Трина открыла одну створку. Обернулась ко мне, поманила лёгким жестом.

— Иди же сюда скорее.

Я вопросительно посмотрела на Ормонда. Тот неопределённо пожал плечами.

— Сколь мне известно, здесь сдают помещения…

— Что-то вроде складов?

— Да.

Филипп заглянул внутрь и распахнул дверь во всю ширь. Я шагнула к входу, угадывая в падающем снаружи свете очертания чего-то громоздкого, сокрытого в тёмной глубине.

— Здравствуй, — прошелестел из сумрака печальный голос Трины. — Прости меня. За то, что бросила здесь… вот так… и не навестила ни разу за эти годы…

Твою ж…

Зафир.

Настоящий. И похожий на транспорт Алишан, и отличающийся неуловимо даже в полумраке.

— Это… ваш зафир? — я осторожно прошла внутрь.

— Был когда-то, — Трина стояла у задней части экипажа и ласково гладила дверцу.

— А сейчас?

— Ныне взору моему открыты лишь сети, что плетёт каждый человек, а много ли даёт это виденье ему? Да и другим оно тоже без надобности.

— Почему? Как по мне, так способность неплохая… в хозяйстве точно пригодится.

— Для того есть око.

— Орум… зеркало Алишан не признало во мне чужую тень, — я приблизилась к зафиру.

— Виденье моё бывает причудливо и открывает порой… нежданное, — покачала головой Трина. — Дай мне руку.

Я дала.

Хотя, наверное, не стоило так слепо следовать каждой просьбе этой женщины…

Трина стиснула моё запястье, с силой, неожиданной для столь хрупкой фигурки, дёрнула меня на себя и прижала мою ладонь к холодному ребристому боку зафира. Возмутиться и высвободить конечность я не успела. Неровная поверхность под ладонью дрогнула раз-другой, будто где-то в глубине кареты скрывалось бьющееся сердце, и начала стремительно нагреваться. Кожу закололо сотнями крошечных игл, я всё-таки попыталась отстраниться, но Трина держала крепко, надавливая на кисть.

— Потерпи, — негромко велела Трина. — Тебе, чужой тени, запутавшейся в чужой паутине, нужен свой проводник. Ему, лишённому своей адары и брошенному, нужна другая, та, кто вновь направит его по нитям в путь.

— Вы что, собираетесь отдать мне ваш зафир? — сообразила я.

— Верно, маленькая тень.

— Но он ваш!

— Варвара? — донёсся с порога встревоженный голос Филиппа. Разглядеть в потёмках в подробностях, что происходит у дальней стены импровизированного гаража, он не мог, только догадывался по шевелению наших фигур.

— Порядок, не парься, — крикнула я.

— Я не парюсь… Всея Отец, да что же в вашем домене за выражения престранные?

— Разве зафир не принадлежит только одной адаре?

— Мне он больше не принадлежит, — спокойно ответила Трина. — А ты, чужая тень, едва ли сможешь претендовать на зафир, принадлежащий роду той, другой.

Стенка ощутимо раскалилась, рискуя приятно разнообразить мою жизнь ожогом. Я дёрнулась повторно, и экипаж дрогнул снова, скрипнул и пришёл в движение. Трина разжала пальцы, и я отшатнулась, схватилась за горящую ладонь. Повернулась к свету, разглядывая болезненно покрасневшую кожу.

— Если род адары иссох и некому передать её зафир, то его предают огню. Порой вместе с ней, когда придёт её час. Такова была его участь — быть сожжённым вместе с той, кто бросила его. Но появилась ты… и вы можете обрести друг в друге то, что потеряли когда-то… или не имели.

Поскрипывая и покачиваясь, зафир выехал из гаража. Филипп вовремя убрался с его дороги, проводил изумлённым взглядом и шагнул ко мне.

— Пора начинать париться? — уточнил он настороженно.

— Пока не уверена, но на всякий случай подготовься, — я вышла вслед за самоходкой, остановившейся посреди грязной площадки.

При сером свете дня стало видно, что зафир Трины крупнее зафира Алишан, более вытянутый, не столько тыква, сколько кабачок, и с высокими колёсами. У зафира Алишан они вроде поменьше, не такие громоздкие. И цветом самоходка темнее, ближе к коричному.

Отлично. Всю жизнь мечтала о большой машинке.

Дизайна наполовину средневекового, наполовину сказочного.

— Райан настаивал, чтобы предать его огню как можно скорее… так мне будет легче, говорил мой сын, — Трина встала рядом со мной и Филиппом, с неизбывной грустью рассматривая зафир. — Я не смогла… лишь нашла это