Оправданное распространение опеки Яхве на аммонитян показывает, почему, как говорилось в предыдущей главе, нравственный характер единственного истинного Бога в момент его рождения не имеет большого значения в долгосрочной перспективе. Несмотря на то что одной из движущих сил, стоящих за возникновением монотеизма, по-видимому, была враждебность, появившемуся Богу незачем оставаться враждебным по отношению к соседям Израиля. Даже если «универсализм», так часто приписываемый Богу пленения, – отчасти эвфемизм отсроченной расплаты, тогда этот Бог был способен обретать зрелость, стремиться к нравственному универсализму и всеобщему милосердию. Да, в предположительно относящихся к пленению текстах Иезекииля Бог клянется, что сыны Аммона не будут более «упоминаться среди народов»28. Однако Бог гораздо теплее относился к Аммону в прошлом и мог вновь испытывать те же чувства в будущем29.

Более того, даже в случае отступлений каждый скачок нравственного роста, который демонстрирует Бог, будучи запечатленным в писании, может быть повторен позднее и даже усилен при благоприятных обстоятельствах. Еврейская Библия неоднократно требует благопристойного отношения к чужеземцам, поселившимся в Израиле, и в одном случае даже призывает «любить его [пришельца], как себя, ибо и вы были пришельцами в земле Египетской»30. Филон, живя в многонациональной среде и желая и пропагандировать еврейскую толерантность, и оказать радушный прием новообращенным в иудаизм, сделал этот стих основой краткой, но восторженной речи: Бог хочет, чтобы «весь народ любил пришельцев, и не только как друзей и родных, но как самого себя, телом и душой: в телесных делах – действуя так, чтобы исходить из общих интересов, в душевных – делить радости и горести, чтобы они казались неотъемлемыми частями единого живого существа, в котором они связаны и соединены их братством»31.

Яхве в Овященном Писании неоднократно демонстрирует скачки нравственного роста. Книга Руфи, занимающая место ближе к концу Еврейской Библии, содержит примечательное откровение: оказывается, царю Давиду недоставало этнической чистоты32. Его прабабка Руфь была не просто чужестранкой, а чужестранкой, родина которой, Моав, веками досаждала Израилю. Одно из толкований многонационального прошлого Давида – что любовь Бога не знает этнических границ и доступна всем, кто ему поклоняется, – подчеркнуто подробностями истории Руфи. «Руфь Моавитянку», как ее называли, приняли в Израиле после того, как она заявила о своей преданности Яхве и доказала свою полезность упорным трудом и добротой. Один израильтянин, встретившись с ней и узнав ее историю, провозглашает: «Да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа, Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтоб успокоиться под Его крылами!»33 И чтобы способствовать этому процессу, он женится на Руфи.

Как объяснить всеохватный характер Книги Руфь? Теологии различны. Некоторые исследователи полагают, что эта книга была написана после пленения и что основной фон происходящих в ней событий – межэтнический брак34. Вернувшись из Вавилона в Израиль, пленники увидели немало брачных союзов евреев и неевреев, вспыхнули споры о том, приемлемо ли это. В учении иудаизма в конце концов возобладали силы, противостоящие межэтническим бракам, но Книга Руфь, по утверждению специалистов, – литературное наследие сил, выступающих в поддержку подобных браков. Если сам Давид произошел от межэтнического брака, значит, согласно автору книги Руфь, такой брак не может быть греховным!

Другие исследователи приписывают книге Руфь более раннее происхождение, возможно, даже относящееся ко временам Давида и Соломона. Согласно Библии, в то время в Израиле немало чужеземных работников осуществляло замыслы царей или служило наемниками в армии. Может быть, продолжают сторонники этого довода, основной мотив книги, межэтническая толерантность, был призван научить ценить экономическую выгоду связей с чужеземцами35.

Отметим общее у этих двух теорий: логику ненулевой суммы. Когда чужеземцы соглашаются работать на израильскую элиту, и элита, и чужеземцы в равной степени видят выгоду этих взаимоотношений. Когда чужеземцы и израильтяне вступают в брак, жених и невеста в равной мере планируют извлечь выгоду из этих отношений. При обоих сценариях истории, в которых подчеркивается межэтническая дружба – как в Книге Руфь, – могут способствовать игре с ненулевой суммой, о которой идет речь. В обоих случаях израильтяне, выигрывающие в такой игре, могли поощрять распространение подобных историй.

Суть не в том, что одна из этих двух теорий обязательно должна быть правильной, а в том, что они имеют смысл и что теориям, имеющим смысл, будет свойственно сходство с ними. Когда требуется объяснить пропаганду мотивов межэтнической дружбы и толерантности, полезно найти тех, кому выгодна эта пропаганда, и скорее всего, эти люди в том или ином смысле ведут игры с ненулевой суммой и пересечением этнических границ.

Независимо от времени появления истории Руфи, в том числе впервые – в письменном виде, решение включить ее в Еврейскую Библию возникло после пленения, после отчетливого отображения монотеистических стремлений во Второисайе, после того, как Яхве обвинил моавитян в Книге пророка Софонии («остаток народа Моего возьмет их в добычу») и Книге пророка Иезекииля («от всех пограничных городов… открою бок Моава»)36. Принятие «Руфи Моавитянки» в еврейский канон – дань эволюционному потенциалу нравственности.

К поощряющим относится и Книга Ионы, вероятно написанная после пленения, и, подобно Книге Руфи, в то же время включенная в еврейский канон. Если начать расспрашивать людей, какой примечательный факт ассоциируется у них с именем Ионы, скорее всего в ответ мы услышим, что он провел некоторое время в чреве кита (или, как на самом деле сказано в Библии, огромной рыбины), выжил и рассказал об этом. Но все это не так примечательно, как еще один сюжетный поворот той же книги.

История Ионы начинается с того, что Бог велит ему идти проповедовать в город Ниневию и упрекать его жителей за совершенные ими злодеяния. Иона не отвечает на призыв. Он пытается бежать на корабле, но Яхве поднимает на море шторм, и Иону поглощает сначала море, а затем – рыба. Бог спасает Иону, но снова требует, чтобы тот отправился в Ниневию исполнять свою миссию. Там Иона предупреждает народ о неминуемом наказании Божьем. Тем самым он привлекает внимание царя Ниневии, который велит своему народу спешно покаяться, поститься, носить вретище и «обратиться от злого пути своего и от насилия рук своих. Кто знает, может быть, еще Господь умилосердится и отвратит от нас пылающий гнев свой, и мы не погибнем»37.

Бог действительно смягчается, но это вызывает недовольство Ионы. Он говорит, что именно этого и боялся, когда впервые получил наказ проповедовать – что Яхве «Бог благий и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый»38. Отвращение Ионы к такому милосердию может показаться странным, но вдумаемся: Ниневия – столица Ассирии, империи, так долго мучившей Израиль39. Если что и выглядит странным в этом свете, так только сочувствие Яхве к жителям Ниневии. Разумеется, оно непонятно Ионе. Книга заканчивается попытками Бога объясниться с ним: «Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором более ста двадцати тысяч человек, не умеющих отличить правой руки от левой?..»40