Самое великое, самое поразительное, самое ужасное и самое смешное изобретение всех времён и народов – думаете какое?

Колесо?

Да, изобретение поразительное. Да, великое. Но что же в нём ужасного и смешного?

Чайник?

Тоже не вызывает смеха. Разве что немножечко ужаса, если капнешь кипятком на ногу.

Мясорубка? Утюг? Ракета?

Нет, нет, нет и ещё раз нет!

Что, сдаётесь, дорогие читатели? Ладно, больше не буду мучить.

Ну так вот: самое поразительное, самое великое и ужасное – ужаснее не бывает! – самое странное и самое смешное из всех изобретений на свете – это, конечно же, коммунальная квартира.

Честь такого изобретения принадлежит нам, петербуржцам.

Имя изобретателя неизвестно, но плодами этого великого опыта до сих пор пользуются миллионы людей в России. В одном только Петербурге на сегодняшний день насчитывается 200 000 коммунальных квартир.

Коммуналка – это маленький космос, населённый удивительными существами. Хомо коммуналис – я бы назвал их так. Они сильно отличаются от обычного хомо сапиенса, живущего на отдельной площади. Это я утверждаю наверняка, потому что сам без малого двадцать лет обитал в коммунальных стенах. И явления, в них наблюдаемые, имеют нереальный характер, и время бежит иначе, будто в каком-нибудь параллельном мире.

Где бы вы, к примеру, увидели человека в трусах и майке, с головой в трёхлитровой банке?

А в коммунальной квартире – запросто. Я сам был тому свидетель.

Наш сосед Иван Капитонович как-то ночью захотел подкрепиться квашеной капустой из банки, но, вместо того чтобы таскать её пальцами, как это делают нормальные люди, зачем-то сунулся туда головой. Засунуть-то он голову внутрь засунул – хотя непонятно как, горлышко-то у банки узкое! – а вот вытащить обратно не смог. Так и мучился до утра на кухне, пытаясь освободиться. Утром вышел на кухню другой наш сосед, Беневич, увидел странного инопланетного жителя, подумал – Землю захватили тау-китайцы! – ну и шарахнул ведром для мусора Ивану Капитоновичу по голове. Только самое смешное не в этом, самое смешное в другом. За эту самую разбитую банку, как за погубленную личную собственность, пожиратель ночной капусты подал на бедного Беневича в суд. И – представляете? – выиграл дело.

А вот ещё коммунальный случай.

Однажды ночью сосед Кузьмин – милицейский, между прочим, работник – припёр со стройки неизвестно зачем ведро горячей, не застывшей ещё, смолы. И пока нёс её по тёмному коридору, споткнулся о соседского ёжика и растянулся на дощатом полу. Обнаружили его тоже под утро, хотели помочь подняться, а он намертво приклеился к полу. Помню, даже вызывали спасателей, чтобы выковырять его из смолы. Хорошо хоть ёжик не пострадал.

Истории, подобные этим, можно рассказывать бесконечно.

Про привидения, живущие в зеркалах.

Про утренние очереди в туалет, когда на шеях полусонных жильцов, как какие-нибудь рыцарские доспехи, красуются крышки от унитаза.

Про Шилова Артура Романовича, прорывшего у себя из комнаты подземный ход под Усачёвские бани…

Они смешны и в то же время печальны, эти случаи из коммунального быта. Они реальны и вместе с тем фантастичны.

Коммуналка ломает судьбы, превращает людей в преступников. А других, наоборот, – сплачивает.

Лично я благодарен жизни за тот коммунальный опыт, который она мне подарила. Почему-то мне всё время везло. Люди, жившие со мной в одних стенах, были хоть и странные, хоть и с придурью, но все добрые, щедрые, все отходчивые. Если кто-то кого-то и обижал, то и каялся потом выше меры, и старался свой грех загладить.

Ну конечно, бывали и исключения. Из-за глупости в основном и зависти.

Некоторые, случалось, что приворовывали. Так, по мелочи, ничего особенного. Там прищепку бельевую возьмут, здесь отсыплют полпачки соли.

Теснота тоже имела место.

Тебе хочется, допустим, уединиться, почитать про какого-нибудь Тарзана, а у папы в это время хоккей, и он ревёт как оглашенный у телевизора. А у соседей, что напротив, у Клюевых, дочка треплет тебе нервы на фортепьяно. А нетрезвый сосед Ерёмин учит сына приёмам самбо – так, что рушится посуда в буфете.

Только не было бы у меня этого опыта – опыта коммунальной жизни, – не было бы и многих историй, которые, кроме как в коммуналке, нигде больше произойти не могли. И тех, что я упомянул выше, и той, которая вас ждёт впереди.

Тем более происходили они в Коломне, таком месте старого Петербурга, где грань между фантастикой и реальностью настолько неотчётлива и размыта, что порой нелегко понять, человек перед тобой или призрак, дом или летучий корабль.

Фонтанка, вода канала, краны над кромкой города, тесные пространства дворов, в которых звуки, родившиеся однажды, не умирают, а продолжают жить, – вся эта безумная атмосфера, сдобренная балтийскими сквозняками и белыми туманами по утрам, способствует смещению взгляда в сторону нереального, фантастического.

Где, как не в петербургской Коломне, мог бродить по улицам нос, убежавший от своего хозяина.

А герой «Медного всадника», бросивший в лицо державному истукану решительное «Ужо тебе!..», – в Коломне, и только в ней, мог мечтать о своём призрачном счастье.

И история, которую вы сейчас узнаете, вполне сошла бы за классическую фантастику, не проживай её герои в Коломне, самом вымышленном и самом реальном месте петербургской вселенной.

В общем, переверните страницу…

Когда-то давно в Фонтанке, как в любой нормальной реке, водились толстокожие крокодилы и прочая зубастая дрянь. Затем с изменением климата крокодилы стали мельчать и выродились в рыбку-колю́шку, от которой даже драные уличные коты брезгливо воротят морду.

Память о былых крокодилах сохранилась лишь в городском фольклоре («По улице ходила большая крокодила»), стихах Корнея Чуковского да любимой игре мальчишек, живущих на берегах Фонтанки.

Игра эта так и называется «Охота на крокодила». Играть в неё можно поодиночке, вдвоём, втроём – короче, сколько наберётся желающих.

Суть игры состоит в следующем.

Из проволоки – обязательно толстой – делается железный крюк, закрепляется на длинной верёвке и забрасывается со спуска в реку. Дальше – просто: тянешь верёвку, и всё, что нацепилось на крюк, выволакиваешь со дна на берег.