– Что-то я в последнее время сделалась такая метеозависимая! Кажется, подхватила насморк.

Она щёлкнула кнопкой зонтика, и тот, раскрывшись сиреневым парашютом, отправился на просушку за холодильник. Рядом с ним легли пакеты с продуктами из фирменного магазина «Пятёрочка».

– Нет, вы только себе представьте! – возмущённо сказала мама, поправляя перед зеркалом чёлку. – Пошла в кондитерский на площади Репина, а там уже кондитерским и не пахнет, там уже непонятно что! Какая-то «Лавка древностей». Короче – очередная скупка, чтобы бабушек и дедушек обирать!

Наконец она заметила мужа, сына и открытую форточку с выглядывающим из неё сквозняком.

Мама возмущённо чихнула и кинулась её закрывать.

– Совсем меня простудить решили! – Мама недовольно поёжилась. – Ты забыл, что сегодня вечером мы идём в филармонию на Нестеренко? Единственный эксклюзивный концерт, а я буду чихать как дура, краснеть и умирать от стыда! Ой, а это что ещё за сокровище? – Она увидела в руках у мужа трубу.

– Это я в Фонтанке поймал! – с гордостью сообщил сын. – Папа, дай ей посмотреть в стёклышко.

Старший Пряников протянул трубу маме.

– Ух ты! – сказала мама, приставив окуляр к глазу. – И где же я однажды такое видела? В «Клубе кинопутешественников», наверное? Или в «Нэшнл джиографик» в библиотеке?

– Труба подзорная типа «калейдоскоп», – улыбаясь, сказал Пряников-младший. – Я в неё на Луну смотрел. Видно лучше, чем в окно соседнего дома.

– Это ещё что за признания! Ты подглядываешь в окна к соседям? – Мама строго посмотрела на сына. – И на что ты, интересно, там смотришь?

– Машенька, – вступился за сына папа, – это же он так, для сравнения. Он же имел в виду оптические свойства трубы, а не каких-то там конкретных соседей.

– У ребёнка, между прочим, самый опасный возраст, – сказала на это мама. – Кругом сплошная преступность и наркомания. Вон вчера по телевизору показали, как в Купчино в школе на Пражской улице старшеклассники избили учителя.

– В моё время было наоборот, – удивившись, ответил папа.

– В твоё время вечерами можно было спокойно ходить по улицам и не думать, что из подворотни выскочит какой-нибудь бомж и выхватит у тебя сумочку. – Мама сердито фыркнула. – А что творится на дискотеках?!

Андрюша Пряников протяжно зевнул.

Когда родители говорили о педагогике, нужно было или затыкать уши, или срочно переводить стрелку их разговора на что-нибудь реальное и земное. На то, к примеру, что в понедельник на урок ОБЖ всем велели явиться с куском верёвки и пустыми пластиковыми бутылями. Олег Семёнович им собирался показывать, как изготавливать спасательный пояс на случай, если упадёшь в воду, а поблизости не будет спасателей.

Но про бутыли говорить не пришлось.

Кто-то громко постучал в дверь. Это был старик Потапыч, сосед. Он вернул им полпакета гороха, которые занимал в июле, чтобы сварить себе гороховый суп.

«Лавку древностей» на площади Репина свои в шутку называли ЛДПР.

«Свои» – это её хозяин Рукавицын Эрдель Терьерович, с которым вы уже познакомились в главе «Подводные флибустьеры», и три его ближайших помощника – Когтев, Ногтев и Локтев.

С Локтевым вы тоже чуть-чуть знакомы, он был водителем той самой амфибии, чей вояж по дну Фонтанки-реки завершился столь плачевным финалом.

Кабинет хозяина – а действие этой главы происходит в нём – располагался в глубине магазина за тяжёлой железной дверью.

Снаружи, за решётками окон и за старыми кирпичными стенами, бушевала петербургская осень, а в кабинете была зима, здесь царствовал арктический холод. Его источником был ледяной взгляд хозяина «Лавки древностей», от которого даже поздние осенние мухи тихо замерзали в полёте и падали с мелким стуком на потёртые половицы пола.

Хозяин расположился в кресле старинной венецианской работы с круглым зеркалом в резном подголовнике, отражавшем яйцевидную лысину, и с педалями для разминки ног.

В руке его была фотография.

Когда хозяин открывал рот, по лицам молчаливых помощников прокатывалась нервная судорога.

– Обалдуйство! – кричал он хрипло. – Слимонил из-под самого носа! Я вбухиваю колоссальные бабки, я придумываю роскошный план, и вдруг является какой-то сопляк – и всё мгновенно превращается в прах!

Он с размаху вдавил в педаль свою правую, толчковую ногу. Кресло вздрогнуло и припустило назад, звонко цокая по полу копытами. Эрдель Терьерович сказал ему «тпру!», и кресло замерло с обиженным скрипом.

– Короче, вот фотография того рыболова. – Он подбросил фотографию в воздух, и та плавно, как летучий корабль, поплыла по круговой линии, притормаживая на секунду-другую возле глаз каждого из помощников. – Сделана автоматической камерой, встроенной в перископ амфибии, поэтому и качество не ахти. Но физиономию разобрать можно.

– Все они на одно лицо, – сказал Когтев по кличке Коготь.

– Которое кирпича просит, – добавил Ногтев по кличке Ноготь.

Локтев по кличке Локоть хрюкнул и оскалил клыки.

– Ещё раз откроешь пасть – залеплю её липучкой для мух! – сказал Эрдель Терьерович Когтю. – То же самое относится и к тебе. – Он сурово взглянул на Ногтя.

Помощники сейчас же вытянулись в струну и громко щёлкнули тяжёлыми каблуками.

– Если не найдёте мальчишку и не вытрясете из него саквояж, всех троих с камнями на шее командирую на дно Фонтанки.

Эрдель Терьерович кивнул на сундук, где хранился запас булыжников, предназначенных для подобных командировок.

– Сегодня, завтра, крайний срок – понедельник, но только чтобы содержимое саквояжа лежало здесь, на этом самом столе. – Хозяин грохнул кулаком по столу, заваленному музейным хламом. – Того, кто принесёт его первым, я сделаю своей правой рукой.

Он подмигнул им сразу всеми глазами, которые были у него на лице.

– Так ведь это… ну… содержимое… как же мы его принесём, когда не знаем типа, что в саквояже? – удивлённо поинтересовался Ноготь.

– Ах тебе ещё сказать, что внутри? – ядовито ухмыльнулся хозяин. – Может, сразу спросишь у меня номер счёта, на котором я держу деньги в Швейцарском банке?

– Нет, начальник, Ноготь говорит правильно, – заступился за Ногтя Коготь. – Вдруг мальчишка чемоданчик уже того… Типа сплавил или слил по дороге. По-любому, вдруг такая сатира юмора? Лучше б