Жизнь на военно-морской базе шла напряженная. Флот, находясь в постоянной боевой готовности, все время был в движении. Раненых почти не было, но в госпиталь постоянно попадали больные, требующие терапевтического лечения, хватало также переломов, грыж и аппендицитов. Больше же всего работы нам давало местное население. Весь север Африки приводил, приносил и привозил нам своих больных. Неподалеку от базы постоянно жил своей жизнью целый палаточный город, в котором обитали родственники доставленных к нам больных. Английское военное командование, стремясь поддерживать симпатии местного населения, давало своим госпиталям указание принимать по возможности всех больных, и мы делали свою работу на пределе возможного. Местные жители поступали к нам, как правило, в очень запущенном состоянии. Это в основном были мужчины, в том числе и с огнестрельными ранениями. Разбираться, где и при каких обстоятельствах были получены эти раны, не входило в наши обязанности, и мы лечили и оперировали всех подряд. Женщины попадали к нам очень редко. Поначалу это удивляло меня. Однако потом я узнала, что ислам запрещает им показывать себя иноверцам, но разрешает погибать от самых пустяковых заболеваний и травм без медицинской помощи.

За три года службы на базе мы отлучались с нее всего дважды, в первую и вторую годовщину нашей свадьбы, беря по неделе из полагающегося нам за год отпуска. Остальное мы приберегали на то время, когда нам предстояло ее покинуть. Офицеру полагалось служить в подобных местах три года. После этого его переводили в другое место, давая при этом заслуженный и дополнительный отпуска.

В первый наш краткосрочный отпуск мы поехали в Испанию, в Барселону, где провели дни в праздности, осмотре достопримечательностей и знакомстве с испанской кухней, которая пришлась нам по вкусу. На этой поездке настояла я. Гарри же хотел поехать в пустыню, пожить в лагере кочевников – такая перспектива мне совсем не улыбалась. Вообще, по мере совместной жизни у нас постепенно намечались расхождения во взглядах и интересах по многим направлениям. В основном это касалось нашей будущей жизни. Я мечтала по окончании нашей службы в Гибралтаре как можно скорее вернуться в Англию. Мне хотелось домашнего уюта. Хотелось одеться не в спортивный костюм, а надеть красивое платье, туфли на высоком каблуке, сделать прическу, пойти в театр. А Гарри мечтал отправиться в центральную Африку, пройти по пути, пройденному одним из ее первооткрывателей – Ливингстоном, потом добраться до Кейптауна, там встретиться с доктором Бернардом, который в 1969 году первым осуществил пересадку сердца. Он просто бредил трансплантологией, мечтал как можно скорее выйти в отставку и заняться этим новым направлением в медицине. Об этом он говорил еще до отъезда с моим отцом в нашем доме в Лондоне. Его увлеченность медициной меня радовала. Я тоже делала свою работу с полной отдачей. Но читать литературу по вопросам медицинской практики или по трансплантологии мне было неинтересно. Мне хотелось вернуться в свой старый дом, достать из шкафа уже почти забытых кукол. Больше всего я скучала по одной из них. Собственно, это даже была не моя кукла, а семейная. У нее было свое собственное кресло у камина в нашей гостиной. В пышном старинном платье она сидела перед этим очагом уже больше ста лет. Раз в месяц мама переодевала куклу, которая имела свой гардероб и имя – леди Элизабет. Она была подарена какой-то высокой особой одному из моих предков и стала в доме своеобразной реликвией, причем, вполне одушевленной.

Помню, в детстве мама часто говорила: «Леди Элизабет будет рада», – когда речь шла о моих успехах. Или: «Леди Элизабет будет недовольна», – когда я шалила. Мне казалось, что выражение лица куклы при этом менялось, и я верила в то, что она все понимает и чувствует. Мне трудно было произносить длинное имя куклы, и я стала называть ее Лейли, а потом и все в нашем доме стали ее называть именно так.

Но самое главное, став взрослой женщиной и женой, я захотела завести ребенка, а Гарри к этой моей идее относился совершенно безразлично, что меня злило.

В следующий отпуск я поддалась настойчивым уговорам мужа и согласилась отправиться в пустыню. Это действительно было удивительное путешествие. Пустыня завораживала тишиной, бескрайностью, красотой восходов и закатов, удивительной приспособленностью к ее условиям местной растительности и живых существ, включая и кочевников, в лагере которых мы гостили. Но грязь, антисанитария, дикие условия быта меня раздражали, вызывали отвращение. Гарри же ничего этого не замечал. Ему все нравилось. Даже дикость кочевников его восхищала. Он говорил, что это и есть настоящая жизнь.

Мы вернулись из пустыни, и я твердо решила, что ни за что не пойду по стопам Ливингстона. Но Гарри был настойчив, и мы, в конце концов, нашли компромисс: мы отправимся в путешествие по Африке, но будем пользоваться современными видами транспорта и останавливаться на ночлег в цивилизованных местах. Кроме того, я настояла на том, чтобы наше путешествие продолжалось не более месяца, а из Кейптауна мы отправимся домой в старую добрую Англию на пароходе в каюте первого класса.

После этого решения Гарри запасся картами, справочниками и путеводителями и стал все свободное время проводить в подготовке нашего путешествия, связываясь, когда по телефону, а когда по почте с отелями, туристическими и транспортными компаниями. У меня еще были надежды, что воинское начальство откажет ему в разрешении на путешествие через всю Африку, но они не оправдались. Разрешение на путешествие пришло весной вместе с приказом о присвоении Гарри очередного воинского звания и предписанием о четырехмесячном отпуске, после которого он должен был прибыть в Лондон для получения очередного назначения.

В этой жизни все рано или поздно кончается. Кончилась и наша жизнь на военно-морской базе в Гибралтаре. Насыщенная работой, но тоскливая в своей повседневной будничности, она, вдруг кончившись, застала меня врасплох. Теперь уже мы с мужем собрали своих сослуживцев, со многими из которых успели сдружиться, на прощальную вечеринку в доме офицеров. Командир госпиталя поздравил Гарри с присвоением нового офицерского звания, затем стали выступать наши коллеги. Все было очень солидно и чопорно, что мне быстро надоело. Гарри в парадном мундире был неотразим. Думаю, что и я в новом вечернем платье и туфлях, которые пришлось выбрать по каталогу, смотрелась неплохо рядом с ним. Я ловила на себе взгляды: мужские – заинтересованные, и женские – иногда дружеские, ободряющие, иногда злые и завистливые. После официальной части дело пошло веселее. Все немного выпили, и начались танцы. Я перетанцевала, кажется, со всеми нашими мужчинами и, когда мы, наконец, вернулись домой, едва держалась на ногах, ужасно устав от своих туфель, к высоким каблукам которых не успела привыкнуть.

Следующим утром в походном снаряжении мы отправились в путь. Остальные свои вещи мы заранее отправили в Лондон и теперь не были обременены лишним багажом.

Наше путешествие проходило замечательно. Гарри постарался не на шутку. Нас везде встречали, возили на машинах, селили в лучших отелях. Мы действительно повидали многое, что останется в памяти, думаю, на всю жизнь. Дикие горы, тропические леса, нескончаемые равнины манили и пугали своим величием. Огромные водопады и живописные озера радовали глаз. Мы видели вблизи, иногда почти на расстоянии вытянутой руки, множество диких животных: львов, тигров, жирафов, носорогов, зебр – всех не перечислишь. Мы повидали африканские города и деревни, людей живущих в них. Это было так не похоже на нашу жизнь, что мне иногда казалось, что мы находимся на другой планете. Гарри был в восторге. Я радовалась за него, и эта радость росла по мере того, как путешествие подходило к концу.