Не успели.

Черные закричали, заулюкали и давай из окон на нас выпрыгивать. Копья, палки, все такое.

Мы постреляли аккуратно, чтоб никого не задеть — черные вроде угомонились. Они автоматов боятся.

Только мы рано расслабились.

В парня, что девчонку ихнюю тискал, камень прилетел. И точно по уху. Парень рухнул, как подкошенный.

Мы стоим, дураки-дураками. Чего делать-то? Откуда бросили, кто бросил — поди сыщи. Дали очередь в воздух, парня под руки подхватили и — бегом. Я самый последний, прикрываю.

Почти всю деревню прошли. Все, думаю, пронесло. Ага, как же! Накаркал.

За околицей еще одна хижина оказалась. Мы ее прошли было, да только из кустов кто-то как выскочит! Потом оказалось, птица, но уже поздно было. Наши чуть в штаны не наделали.

У меня нервы и так на пределе. Я развернулся и по кустам очередь дал.

Сначала тишина. Потом стон.

Пожилой негр из кустов вышел и под ноги мне свалился. Мне нехорошо сделалось. Ни за что, ни про что человека пристрелил. Ладно бы он с автоматом был — тогда понятно.

Негр лопочет что-то. Ко мне руки тянет. Я фляжку с пояса снял, наклонился. Не пьет.

А негр мне нож в руки сует. Меня сначала дрожь пробила, вот думаю, хотел бы заколоть — заколол бы. Растяпа ты, Джонни. А негр все лопочет. Я нож держу и вроде как его понимаю.

Вроде: возьми, святое это, подарок.

— Это проклятие, — говорит старик.

Вот блин, обрадовал. Тот негр мне еще пару раз во сне являлся. Звал, лопотал по-своему, руками размахивал. Пугал до чертиков, короче.

— Проклятие, делающее владельца ножа... — и так далее в течение часа.

Одним словом, хитрое проклятие оказалось.

Меня после еды так разморило, что я стариковские объяснения мимо ушей пропустил. Ем деда глазами, а на самом деле сплю. Тут, главное, проснуться, когда начальство до сути дойдет...

— Я, — говорит старикан, — тебя в ученики беру.

Вот, дошел. Чего?!

— Будешь мне служить, чесать спину, сушить травы, убирать хижину, готовить еду, работать на меня всю жизнь, а потом, когда буду умирать, я передам тебе свою душу в наследство.

Ну нафиг такое счастье, говорю. Задарма работать. У вас хоть профсоюзы есть? Нет, не хочу.

— Иначе, — говорит старик и белым глазом на меня смотрит. — Я тебя в котле сварю и съем.

Короче, договорились. Как умным людям и положено.

4

— Это кто такие? — спрашиваю.

Старик на меня недобро посмотрел. Ну, думаю, опять бить будет. Я голову на всякий случай поглубже втянул, воротник поднял и жду. Только попробуй, старая ты черепаха. Завел себе моду ученика обижать.

Вообще, старик мой с утра не в настроении. Не с той ноги встал. Даже поесть толком не дал — погнал на берег, залив изучать.

В это время катер развернулся, взревел, выкатился на песок и остановился. Из катера вылазит толстый негр в белой шляпе и белом костюме, а двое худых его под руки поддерживают. Видно, важный мужик, к нему из-под пальм еще несколько негров выбежало — все с калашами и в камуфляже. Кланяются.

Толстый лениво так кивает. Пальцы у негра в перстнях, а в руках палочка, вроде как у моего старика — только подлиннее.

— Это кто?

— Это, — говорит старик, — враг мой. Леонидас Грациус.

— Бокор?

— Молчи, барабанная башка! — нервный все же мне учитель попался. — Бокор — светлый! А у Грациуса сам барон Суббота в друзьях ходит.

Старичок вроде не из робких, а про этого Субботу, как про дьявола говорит. Хотя был у нас в команде ирландец, который своей жены больше черта боялся. А в бою ничего, храбрец.

— Ну, — говорю. — Ты, дед, так бы сразу и сказал, что Суббота. Я же не дурак, все понимаю. Мафия?

Старик сплюнул и назад пополз. А я еще посмотреть остался.

Леонидас начал худым в камуфляже речь толкать. Я не слышу ни черта, но зрелище любопытное.

Оказалось, толстый, как рот откроет, может маяком работать. Поймал солнце на зуб и давай катать. Отблеск на той стороне океана видно. В пасти у негра столько золота оказалось — я даже пожалел, что не могу оказаться в радиусе прямого удара прикладом. Уж я бы от всей души...

Тут мне в спину что-то твердое уперлось.

— Турамб! — говорят. «Руки вверх!», в переводе. У меня, стоит меня испугать, сразу знание языков прорезается.

5

Здоровенная змея упала сверху. Плюхнулась в воду и ушла на дно.

— Мартух фухта! — говорит старик. Если лингвистические способности меня еще не покинули, это означает «дети жабы».

Слышится смех. Я пытаюсь отойти подальше, но яма маленькая и залита водой по пояс. Никуда особо не денешься. К тому же змея под водой видит нас — а мы ее нет.

Смешная шутка. Надеюсь, змея не голодна?

Вообще, Леонидас любит пошутить. Я с ним знаком не очень долго, в отличие от старика — но насчет чувства юмора усвоил.

Поэтому я прячусь за учителя.

— Дед, — говорю, — да она тебе на один зуб. Я же твой аппетит знаю.

Старик недобро смотрит на меня. Черным глазом — значит, еще не сильно разозлился. Интересно, когда худые негры его вязали, обещал дед сварить их в котле и съесть?

— Твоя обязанность — защищать учителя!

Честно говоря, я особо не напрашивался.

— Дед, если у тебя есть лишний автомат — то пожалуйста!

— Ты совсем ду... — старик замолкает. Это на него так не похоже, что я заглядываю через плечо.

Змея выставила из воды голову. И смотрит на нас с дедом, как на шведский стол. Наверное, решила, что проголодалась.

— Дед, ты это — спасай престиж! — у меня, когда я напуган, прорезается красноречие. Сроду таких слов не знал, а тут вспоминаю. — Не годится, чтобы учителя съели на глазах его ученика. Представляешь, как это травмирует мою психику?

— Отвернись, — говорит старикан. В этом он весь. Какая-то нечеловеческая логика.

Змея угрожающе шипит. Раздвоенный язык появляется и исчезает.

Хорошо, думаю я, что в яме воды по пояс. Не придется оправдывать мокрые штаны. Кстати... Я нащупываю за поясом знакомую резную рукоять. Нож бокора!

— Слушай, дед, — начинаю я, и тут змея прыгает...

6

Леонидас Грациус улыбается, отчего, наверное, все корабли в радиусе пятидесяти миль сбиваются с курса.

— Что будешь пить, Джонни?

Знаю, что Леонидас — сволочь, каких мало, но устоять не могу. Мало кто умеет так обаятельно улыбаться половиной американского золотого запаса.