Поневоле закрадывается подозрение, что эту мысль Широкораду старательно внушает какой-то шутник-провокатор… Но всё объясняется гораздо проще: уж очень хочется Широкораду ретроспективно предать Николая Второго военно-полевому суду, а никаких юридических оснований для столь крутой меры (кроме переписки с женой) он не находит.

§ 3.4. Но как бы ни был плох император Николай, императрица Александра Фёдоровна была гораздо хуже! Александра Фёдоровна (по Широкораду) была государственным преступником уже без всяких натяжек.

Возможно, Широкораду не дают покоя лавры предшественников, сумевших углядеть «государственный переворот» (или его «попытки») и в 1915 году, и в 1907-м! Во всяком случае, он решил всех переплюнуть и потому заложил следующую «информационную бомбу» (в главе «Династический кризис»): «Поздней осенью 1900 г. Николай традиционно находился на отдыхе в Ливадии. Там царь заболел. Лейб-медик, престарелый Гирш, поставил диагноз – инфлюэнца (то есть простуда или грипп). Однако царю становилось всё хуже. Вызванный из Петербурга профессор Военномедицинской академии Попов изменил диагноз на брюшной тиф. С 1 по 28 ноября царь находился в тяжелейшем состоянии. Врачи не исключали летальный исход.

Императрица-мать в это время гостила у родных в Дании. Узнав о болезни сына, Мария Фёдоровна срочно отправила несколько телеграмм в Ливадию Александре Фёдоровне с предложением пригласить лучших европейских врачей к сыну и просила сообщить, когда ей лучше приехать. Александра сухо отклонила оба предложения. Присутствие в Ливадии императрицы-матери и свидетелей-иностранцев не входило в планы Алике.

Ряд министров и генералов во главе с военным министром Куропаткиным (будущим «маньчжурским героем») начал подготовку к государственному перевороту – отстранению Михаила. В случае смерти Николая они собирались возвести на престол пятилетнюю дочь Ольгу, а царица становилась регентшей. Однако премьер-министр Витте отказался присоединиться к заговору, за что заслужил пожизненную ненависть царицы. Михаила любила гвардия, да и вся Россия от аристократов до социалистов слишком хорошо знала прелести женского правления в XVIII веке, поэтому страна вряд ли тихо приняла бы на престол пятилетнюю девицу. Таким образом, уже в 1900 г. Россия была поставлена на грань гражданской войны.

Царь выздоровел, и переворот оказался ненужным».

В 2008 году этот же образчик «альтернативной истории» (по другому его назвать нельзя!) Широкорад повторяет в статье «В памяти народа останется как Николай «Кровавый». Действительно, что ж добру пропадать? Только в газетном варианте финал выглядит ещё жёстче: «Николай выжил, но вместо того, чтобы наказать заговорщиков (а по законам империи за одно намерение изменить порядок престолонаследия полагалась виселица), царь составил секретное завещание на передачу власти Татьяне».

То есть Широкорад возмущён тем, что в декабре 1900 года императрица Александра Фёдоровна не была повешена. Ну, что тут поделаешь? – «царь-тряпка»… А ведь преступление «Алике» и Куропаткин замышляли серьёзное. Шутка ли? – государственный переворот в самодержавном государстве! Остаётся только гадать, почему в хрестоматиях по отечественной истории нет соответствующего раздела: «Попытка захвата власти Александрой Фёдоровной», «Заговор Куропаткина», «Неудавшийся переворот» (или ещё что-нибудь в этом роде).

§ 3.5. А в самом деле: почему? Да потому что вся эта захватывающая дух история от начала до конца выдумана! В действительности всё обстояло совсем по-другому: ключевым моментом «династического кризиса 1900 года» была не болезнь Николая Второго, а беременность Александры Фёдоровны!

Дело в том, что осенью 1900 года, когда царская семья находилась в Крыму, выяснилось, что императрица находится в интересном положении. Ранее в царской семье родились подряд три дочери; поэтому – уже исходя из теории вероятностей! – все были уверены в том, что на этот раз родится сын. Кроме того, были ещё некоторые специфические признаки, указывавшие на скорое рождение долгожданного наследника. В частности, великий князь Константин Константинович писал по этому поводу: «Она очень похорошела… все поэтому трепетно надеются, что на этот раз будет сын». То есть царская семья (как и вся династия Романовых) ждала появления на свет давно чаемого наследника престола.

В этот момент и заболевает Николай Второй. К концу октября выясняется, что это не пустяковая простуда, а брюшной тиф. Болезнь протекает очень тяжело: на протяжении почти целого месяца (с конца октября до двадцатых чисел ноября) не исключалась вероятность летального исхода.

Именно сочетание этих факторов – ожидание рождения наследника в царской семье и опасение возможной смерти императора – породило всеобщее брожение умов. Проблема была в том, что законы Российской Империи не предусматривали такой ситуации – когда в царской семье ожидают рождения сына (то есть законнейшего наследника правящего императора по прямой нисходящей линии), но император умирает, не дожив до этого радостного события (а следовательно, престол должен перейти ближайшему мужскому представителю династии). Положение складывалось более чем щекотливое. Что особенно важно – никак не оговорённое законами о престолонаследии!

То, что немедленная передача престола (в случае смерти императора) его младшему брату Михаилу Александровичу была бы не лучшим выходом, понимали многие. В частности, об этом писал обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев: «Императрица беременна и может родить сына, который будет прямым наследником. В этих обстоятельствах великий князь Михаил Александрович не может принять на себя державу. Как тут быть, когда нет никакого государственного акта на этот случай?» А уж более консервативного и осторожного «охранителя порядка», нежели Константин Петрович Победоносцев, в России нельзя было отыскать!

При таких непростых обстоятельствах в Крыму состоялось совещание с участием представителей правительства и Дома Романовых, на котором обсуждался вопрос о том, как быть, в случае если болезнь императора примет трагический оборот. Если верить Витте, именно он в ходе этого совещания выступил наиболее убеждённым сторонником соблюдения буквы закона (заметим: закона, не предусмотревшего такой уникальный случай!) – то есть настаивал на необходимости незамедлительной передачи престола (в случае смерти императора) великому князю Михаилу Александровичу.

По воспоминаниям Витте, военного министра Куропаткина на том совещании не было. Через несколько дней Куропаткин заехал к Витте позавтракать и задал вопрос о проходившем без него совещании. При этом (если верить мемуарам Витте) между ними произошла следующая сценка: «Он говорит: «Я не мог приехать», – а затем встал в трагическую позу и, ударяя себя в грудь, сказал мне очень громким голосом:

– Я свою Императрицу в обиду не дам.

Зная Алексея Николаевича за комедианта балаганных трупп, я этому выражению его не придал никакого значения и сказал:

– Почему, Алексей Николаевич, Вы принимаете на себя привилегию не давать в обиду никому – Императрицу? Это право принадлежит всем, а в том числе и мне».

Примерно то же самое, что и в посмертно изданных мемуарах, Витте рассказывал при жизни – тогда он обращённые к нему слова Куропаткина передавал так: «Во всяком случае, Александру Фёдоровну в обиду никогда не дам».