«Мое имя – Сото Мара! Я служу дону Диего ди Алмейдо!»… Надо будет обязательно успеть это сказать, прежде чем магистр умрет; ничего не поделаешь – древняя традиция предков.

Сегодня Сото поостерегся проникать за стены Мадрида и искать там жилье. Еще в пригороде ему попался на глаза приклеенный к дереву бумажный плакат с ярким заголовком «Разыскиваются!» и четырьмя нарисованными лицами под ним. Три угрюмые физиономии со злобными взглядами Сото не узнал, но вот четвертая показалась ему больно знакомой: широкие скулы, черные прямые волосы, узкие глаза…

Мара остановил байк, убедился, что поблизости никого нет, затем спешился и рассмотрел плакат вблизи. Бесспорно, четвертым разыскиваемым преступником был он. Пару секунд каратель в недоумении разглядывал надпись под своим портретом, поскольку уже изрядно отвык от того, как пишется, а тем более звучит его старое имя: Луис Морильо. Последний раз Сото пользовался им… он и забыл когда.

Сегодня имя Луис Морильо писалось наподобие королевского имени Древних – с номером; почти как «Луи Шестой», только к шестерке было приписано еще три нуля, а в конце, словно титул, название денежной единицы – «сант-евро». Далее следовал список преступлений негодяя Морильо, в котором пока отсутствовали нападение на Сарагосского епископа и поджог епископата. Сото предположил, что, когда из типографии выйдет следующий тираж подобных плакатов, эти грехи под его фамилией уже обязательно будут. И сумма награды за его голову подпрыгнет с шести до как минимум девяти тысяч. Неуловимый каратель повышал ставки, и противники обязаны были отвечать ему тем же. Пасовать в игре никто не собирался.

Сам портрет больше смахивал на карикатуру, и опознать по нему оригинал можно было лишь при внимательном рассмотрении, но Сото все равно не стал искушать судьбу и соваться в город. У карателя имелся реальный шанс организовать встречу с Гаспаром де Сесо за городской чертой, и только если из этой затеи ничего не выйдет, тогда уже придется идти на крайний риск и требовать сатисфакции у Главного магистра в Мадриде.

Сото решил обосноваться в древних руинах на севере от Каса де Кампо. Видимо, до Каменного Дождя здесь находился маленький, но густонаселенный город, поскольку разрушенные здания стояли впритык друг к другу, а об их первоначальных размерах можно было судить по широким фундаментам и фрагментам стальных каркасов, явно рассчитанных на массивные стены. Мара имел представление о постройках Древних по фотографиям в книге о Японии: высокие, почти касавшиеся крышами облаков, башни из стекла и бетона. Наверняка они были гораздо выше ватиканского Стального Креста, которого Сото, впрочем, тоже никогда не видел, поскольку ни разу в жизни не покидал пределов Мадридской епархии.

Разрушенный безымянный город был давно и основательно перекопан искателями, после которых – Мара знал это не понаслышке – выискивать здесь что-либо ценное являлось бесполезным. Заваленные обломками зданий улицы утопали в разросшейся зелени; гнилые остовы автомобилей в высокой траве напоминали гигантских мертвых жуков. Запах человека выветрился отсюда с уходом последнего искателя – то есть много лет назад.

Углубляться в бетонные лабиринты Сото не стал – гнать Торо через труднопроходимые завалы и заросли колючего кустарника было лишней тратой драгоценного бензина, к тому же не хотелось проколоть колесо. Проехав немного по безлюдной улице, каратель обнаружил чудом не погребенный под руинами съезд в просторный подвал, по всей видимости, служивший когда-то гаражом. Недолго думая, путник направил байк в ворота найденного убежища.

Очутившись внутри, Сото заглушил двигатель, установил Торо на подножку и осмотрелся.

В продуваемом насквозь подвале оказалось на удивление сухо и чисто. От бетонных стен веяло прохладой, а все ржавые остовы древних автомобилей были аккуратно складированы в дальнем конце помещения. Все-таки заброшенный город привлекал внимание не одного такого изгоя, как Сото Мара. На это также указывало огромное пятно копоти на полу в центре подвала. Бетон под пятном успел потрескаться от огня и раскрошиться – те, кто жег здесь костры, обитали в подвале довольно долго. А порядок, который предыдущие постояльцы оставили за собой, говорил, что они еще рассчитывали сюда вернуться.

«Байкеры, – пришел к выводу Сото. – Может быть, даже кто из знакомых. Но в этом году их точно не было – трава не примята».

Дабы подтвердить догадку, он обследовал все укромные уголки подвала и обнаружил запертую на замок стальную дверь, на которой были изображены выцветший знак в виде желтой молнии и надпись на испанском: «Не входить! Высокое напряжение!» Первую половину надписи кто-то обвел красной краской совсем недавно.

За дверью наверняка хранился запас горючего, консервов и запчастей, что байкеры обычно оставляли на своих временных стоянках, но Сото не стал срывать замок и присваивать найденную заначку. Он был посвящен в законы Людей Свободы и не смел нарушить их – когда чтишь собственный кодекс чести, невольно начинаешь уважать тех, кто тоже соблюдает жизненные принципы. Запасами на стоянке имели право пользоваться лишь оставившие их. Или, в крайнем случае, члены другой банды, но они обязаны были предоставить взамен какую-нибудь компенсацию либо записку, по которой компенсацию с них могли стребовать позднее. Сото к байкерам не принадлежал, хоть и являлся владельцем прекрасного, по байкерским понятиям, Стального Жеребца. Пользоваться стоянкой для ночлега ему в принципе не возбранялось, но злоупотребление гостеприимством было при этом недопустимо.

Мара припрятал байк за автомобильными остовами, разложил скарб, разжег крохотный костерок, перекусил, а остаток дня потратил на изучение окрестностей и поиск резервных путей для вероятного отступления. «Ибо долг самурая состоит в том, чтобы быть бдительным и внимательным и все время думать о том, как сослужить любую возможную службу, для исполнения которой он назначен», – говорилось в книге «Будосесинсю», которой суждено было пережить Каменный Дождь и обратиться в пепел в котельной Мадридского магистрата.

Сото всегда удивлялся жестокости Судьбы, не замечающей разницы между людьми и неодушевленными предметами, ибо у последних участь порой складывалась куда драматичней…

Неделя пристального наблюдения за Мадридским магистратом прошла для Сото как целый год. Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. «И наблюдать!» – добавил бы теперь Мара.

Раньше в таких ситуациях он не тратил на разведку и подготовку более трех-четырех дней, так как враги сеньора обычно предпочитали жить не в суетных городах, а в тихих загородных асьендах. Если и случались иногда задержки в исполнении приказов, винить в них следовало лишь погоду. Сото был верен себе, он действовал по раз и навсегда определенным правилам. Он допускал импровизацию в деталях, но кое-что в его стратегии оставалось неизменным.

Магистр Гаспар де Сесо являл собой самый крепкий орешек из тех, что когда-либо доставались карателю. Во-первых, потому что уклад жизни Гаспара по сравнению со всеми жертвами Мара протекал с точностью до наоборот: его честь проживал в Мадриде, а работал за городом. Во-вторых, охрана магистра: сказать про нее «отличная», значило бы дать ей очень скромную оценку. Охотники точно не будут ловить «демона» с разряженными дробовиками и на радость ему убивать друг друга (странный случай на крыше Сарагосского епископата все не выходил у Сото из головы). Ну и в-третьих: неизвестно, как дом Гаспара в Мадриде – тоже наверняка та еще цитадель, – но неприступный вид здания магистрата здорово подавлял «творческое вдохновение» карателя. Войти к инквизиторам с мечом и с честью погибнуть было по сути плевым делом, а вот разыскать в стенах магистрата нужного человека и убить его – совершенно иное дело.