Мне пришлась по душе его ошибка, потому что это совсем не ошибка. Мой дед слышал крики своих погибших братьев. Таков был звук его времени.

Отец слышал атаки. Джулия слышала голоса мальчиков. Я слышал безмолвие.

Сэм слышал предательства и звук включаемых устройств марки "Эппл" эппловских устройств. Макс слышал скулеж Аргуса.

Бенджи единственный был еще настолько мал, что слышал дом.

Ирв опустил в машине все четыре стекла и сказал Джейкобу:

— Тебе не хватает силы.

— А тебе не хватает интеллекта. Вместе мы составим полностью дефективную личность.

— В самом деле, Джейкоб. Откуда такая ненасытная жажда любви?

— В самом деле, пап. Откуда такая ненасытная жажда в этом диагнозе?

— Я тебе не диагноз ставлю. Я тебе тебя самого объясняю.

— А тебе любовь не нужна?

— Как деду — да. Как отцу и сыну — да. Как еврею? Нет. Какой-то пятисортный британский университет не позволяет нам участвовать в их смехотворной конференции по новым достижениям в морской биологии? И наплевать! Стивен Хокинг не приедет в Израиль? Я не из тех, кто пнет очкарика с парализованными конечностями, но я уверен, он не станет возражать, если мы попросим его вернуть нам свой голос — ну, ты знаешь, созданный израильскими инженерами. И раз уж о том зашла речь, я бы с радостью лишился кресла в Объединенных-против-Израиля-Нациях, если это гарантировало бы спасение задницы. Евреи превратились в самый умный из слабейших народов мировой истории. Смотри, я не всегда прав, я это понимаю. Но я всегда силен. А если наша история нас чему-то и научила, так это тому, что быть сильным важнее, чем быть правым. Или добрым, к слову. Я предпочту быть живым, неправым и злым. Мне не нужны ничьи благословения: ни епископа-в-балетной-пачке, ни этого гидроцефального президента-лущильщика бобов, ни этих евнухов-лжесоциологов с их умничаньем из передовиц "Нью-Йорк таймс". Мне не нужно быть светочем другим народам; мне нужно, чтобы я не горел в огне. Жизнь долгая, если ты живой, а у истории короткая память. Америка как хотела, так и обошлась с индейцами. Австралия, Германия, Испания… Они сделали, что должно было сделать. И что за беда? В их учебниках истории есть несколько постыдных страниц? Им приходится раз в году выступать с вялыми извинениями и выплачивать репарации тем, до кого не добрались? Они совершили, что следовало, и жизнь продолжилась.

— И что ты хочешь сказать?

— Да ничего. Просто говорю.

— Что? Что Израиль должен совершить самоубийство?

— Это ты сказал.

— Но это то, что ты имел в виду.

— Я сказал и имел в виду, что Израилю нужно стать уважающей себя и защищающей себя страной, как всякая другая страна.

— Как фашистская Германия.

— Как Германия. Как Исландия. Как Америка. Как всякая страна, что когда-либо существовала и не перестала существовать.

— Звучит вдохновляюще.

— Пока все налаживается, жизнь будет не мед, это точно, но через двадцать лет, с пятьюдесятью миллионами евреев, заселившими земли Израиля от Суэцкого канала до самых нефтяных морей, с мощнейшей экономикой, между Германией и Китаем…

— Израиль не между Германией и Китаем.

— …С Олимпийскими играми в Тель-Авиве и таким морем туристов в Иерусалиме, что Париж отдохнет, ты думаешь, кому-то захочется разглагольствовать о том, как делается кошерная колбаса? — Ирв глубоко вздохнул и покивал головой, как будто соглашаясь с чем-то, ведомым только ему. — Евреев в мире всегда будут ненавидеть. Переходим к следующей мысли, а именно: что делать с этой ненавистью? Можно ее отрицать или пытаться преодолеть. Мы можем даже решить вступить в клуб и ненавидеть самих себя.

— В клуб?

— Ну знаешь, кто там членствует: евреи, которые лучше согласятся на исправление так называемого искривления носовой перегородки, чем расшибут нос ради собственного выживания; евреи, отказывающиеся признать, что Тина Фей не еврейка, или, наоборот, что ЦАХАЛ — евреи; потом евреи в кавычках типа Ральфа Лорена (урожденного Лифшица), Вайноны Райдер (урожденной Горовиц), Джорджа Сороса, Майка Уоллеса, практически всех евреев, живущих в Соединенном Королевстве, Билли Джоэла, Тони Джадта, Боба Силверса…

— Билли Джоэл не еврей.

— Конечно, еврей.

— "Сцены из итальянского ресторана"?

— Китайского ресторана, нет?

— Нет.

— В общем, я о том, что еврейский кулак может больше, чем дрочить и держать карандаш. Отбрось инструмент для письма, и у тебя остался инструмент для нанесения ударов. Ты понял? Нам больше не нужны Эйнштейны. Нам нужны Коуфаксы[24], бросающие прямо в голову.

— Ты вообще догадываешься… — начал Джейкоб.

— Да, вероятно, догадываюсь.

— …Что я себя к этим твоим мы не отношу?

— А ты догадываешься, что ебанутый мулла с ядерной кнопкой относит?

— То есть наша идентичность зависит от каких-то левых психов?

— Если ты не можешь генерировать ее сам.

— Чего ты от меня хочешь? Чтобы я стал израильским шпионом? Взорвал себя в мечети?

— Я хочу, чтобы ты писал что-нибудь, имеющее значение.

— Во-первых, то, что я пишу, имеет значение для множества людей.

— Нет, развлекает их.

Джейкобу вспомнился вчерашний разговор с Максом, и он подумал, не сказать ли, что его сериал приносит больше дохода, чем все книги, изданные в этом году в Америке, вместе взятые. Это, наверное, было бы неправдой, но главное — уверенно заявить.

— Твое молчание я расцениваю как признак того, что ты меня понял, — сказал Ирв.

— А может, ты займешься своим мракобесным блогом, а я — своим высокорейтинговым телевидением?

— Слышишь, Макси, ты не знаешь, кто творил высокорейтинговое развлекалово во времена Маккавеев?

— Скажи скорей, — ответил Макс, сдувая с экрана пыль.

— Я не могу, поскольку мы помним только Маккавеев.

На самом деле Джейкоб думал, что его отец темная, самовлюбленная, самодовольная свинья, слишком выраженный анальный тип и слишком подкаблучник, чтобы понять пределы собственного лицемерия, эмоционального бессилия и психической незрелости.

— Ну так мы, значит, заключили договор?

— Нет.

— Значит, мы договорились?

— Нет.

— Я рад, что мы пришли к согласию.

Но были и доводы за то, чтобы простить его. Были. Убедительные доводы. Прекрасные намерения. Страдания.