Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мидас с трудом подавил крик.
На него неслась целая стая каких-то существ.
Золотые маски… человеческие туловища… рыбьи хвосты…
Русалки!
Они выстроились в боевой порядок, словно чудовищная стена, выставив вперед оружие и длинные когти, чтобы схватить его…
Мидас выскочил из озера и с криком рухнул на твердую землю. Он свернулся в позу младенца спиной к воде, по-прежнему прижимая к себе гнездо с икрой.
– Я жив… – просипел Мидас. – Я все еще жив…
Над ним нависла тень, вооруженная чем-то длинным и острым.
Он медленно перевернулся на спину, но никого не увидел.
– Когда Потерянный мальчишка выполняет свое предназначение, ему настает время вырасти, – послышался издали голос.
Мидас повернул голову.
Питер печально улыбнулся ему:
– Только вот в моем мире никто не вырастает.
Он пронзил острой палкой сердце Мидаса.
Изумление и ужас разлились по жилам Мидаса. Затуманившиеся серые глаза читателя смотрели вслед его убийце. Но вместо боли он чувствовал теплоту. А с теплотой пришло понимание: вот зачем его призвали в этот мир. Чтобы он стал не просто мальчиком из Гавальдона. Чтобы он пережил ужасно славное приключение, пусть и заканчивается оно вот так. Хорошее и плохое уравновешивают друг друга. Но это не конец, Мидас точно знал. Смерть – просто еще одно приключение. И однажды он снова вернется сюда, в другой жизни, в другое время, его заберет Директор школы, который, конечно же, выиграет эту войну. Единственный, кто заслуживает победы. Единственный, кто будет править Добром и Злом, сохраняя равновесие. С последним вздохом Мидас произнес его имя…
– Рафаль.
Его тело обмякло и скатилось в озеро, где осталось лежать возле самого берега.
Питер вошел в воду и забрал гнездо с икрой золотых рыбок из его руки. Издав победный крик, он наклонил гнездо и широко открыл рот.
«Я желаю стать Единственным…»
Чьи-то руки оттолкнули Пэна на берег, икра полетела в озеро.
– Держись подальше от воды! Там русалки! Они приплыли, чтобы убить тебя!
Опешивший Пэн проводил взглядом тысячу синих икринок, погружающихся в озерные воды. Подняв голову, он увидел Ботика Лессо, когда-то – его фаворита среди Потерянных мальчишек. На голове у него была корона из белых кораллов.
Пэн медленно поднялся, его тень нарастала и нарастала над Ботиком, пока полностью не накрыла его собой. Мальчики стояли одни, слыша лишь отдаленные звуки войны с другого берега озера.
– Русалки, да? – Пэн кивком показал на тело Мидаса. – Мидас довольно долго тут плавал, но даже не пикнул ничего о русалках. И тут явился ты. С русалочьей короной на голове. Как странно… Но еще страннее – то, что ты оказался так далеко от Нетландии, хотя я дал тебе строгий приказ: остаться в Нетландии и защищать Крюка и остальных пленников. Пленников, которые сбежали.
Ботик протянул к нему руки:
– Слушай, я на твоей стороне. Русалки дали мне корону, потому что думают, что на самом деле я за них…
– А знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты мне врешь, – презрительно ответил Пэн. – Я думаю, что это все Потерянные мальчишки придумали, потому что хотят, чтобы я вернулся. Я думаю, что они прислали тебя сюда с дурацкой историей про русалок, надев на тебя поддельную корону, чтобы не дать мне стать Единственным. Льстивые, бездарные тупицы, ничего не можете без меня! Вы все надеетесь, что я потерплю неудачу и вернусь к вам в Нетландию. Ты правда считаешь, что моя судьба – вечно играться с олухами? Что мне предназначено всю жизнь скучать?
– Я пришел по своей воле… – начал оправдываться Ботик.
– Как странно, я почему-то забыл твое имя. Потому что я не запоминаю имен олухов. Да, верно. Ты больше не мой Потерянный мальчик. Ты никто. Больше того, ты вообще не имеешь права на имя. – Пэн распалялся с каждой новой фразой. – Вот что сейчас произойдет. Я зайду в воду и заберу обратно икру золотых рыбок. И если там не будет русалок – а мы оба знаем, что там их нет, – то я медленно, не спеша перережу тебе глотку этой самой короной, которая на тебе надета. Если ты мне врешь, то самое время молить о пощаде… мальчишка Пэна.
Он буквально выплюнул последние слова, маленькие брызги слюны попали Ботику на лицо.
Ботик выгялдел спокойным. Холодными фиолетовыми глазами он посмотрел прямо на Пэна.
– Смотри сам, – сказал он.
Питер, скрежеща зубами, нырнул под воду.
Под водой было совершенно темно. Затем он заметил тусклый свет со дна и увидел икринки золотых рыбок, светившиеся, словно жемчужинки, кучей лежащие у перевернутого гнезда. Питер сложил их обратно в гнездо, стараясь не придавить и не упустить ни одной икринки – кто знает, сколько ему понадобится икры, чтобы сбылось такое большое желание? Он схватил последние икринки, уже готовый выскочить на берег и разобраться с этим безымянным предателем…
В него врезалось что-то серебряное. Он отлетел назад, и с другой стороны в него ударила блестящая чешуя. Пэн отчаянно сжимал в руках гнездо, отбиваясь ногами от разъяренных золотых рыбок. Ему едва хватило воздуха, чтобы всплыть на поверхность…
…и попасть прямо в когти русалок.
Питер закричал, но русалка тут же схватила его за горло и утащила обратно под воду. Пэн ударил ее кулаком в живот и оттолкнул от себя. Но на него надвигались все новые русалки, десять, двадцать, тридцать, все вооруженные. Он не мог дышать, воздух закончился. А золотые рыбки уже пришли в себя, готовые снова напасть. «Ботик! – закричал он прямо в воду, хотя его никто не слышал. – Ботик, спаси меня!»
Но на помощь ему никто не пришел. А сам он ни за что не устоит против стольких противников. Если только… С последним вздохом Питер сунул в рот горсть икринок, сотни, тысячи, глотал и глотал, пока не осталось ни одной, хотя русалки уже схватили его, держа наготове копья и сабли. Нужно загадать желание. На этот раз нужно желать не власти. Он должен спастись. Но в этом желании… будет власть. Пэн торжествующе ухмыльнулся русалкам. Бедняга Мидас. Мальчишка просто загадал слишком мелкое желание.
Пэн вытянул руку…
Из его ладони вырвалось золото, титаническая волна, и все русалки и золотые рыбки тут же стали металлическими. Но мало этого: золотым стало само озеро, и каждая капелька воды, и все живые существа в нем. Лишь Пэн мог двигаться среди этого золота, металл тут же становился жидким от его прикосновения, его тело легко проходило