«Всё, меняемся! Только не забудь, что это тело вдвое легче и втрое моложе твоего старого — соразмеряй градус с реальными возможностями!»

«Не учи отца — и баста!»

Что бы сегодня посмотреть такого? О, «Остров сокровищ», две серии, интересно, глянем…

Дед «разбудил» меня уже на подходе к переходу.

«Так, слушай. Посидели вчера хорошо, но без излишеств. Тело я накормил и грамотно опохмелил. Пан Юзик пришёл к выводу, что ты „классный парень“ и приглашал в гости в Вишнёвку, но адрес точный так и не сказал, шельма. Зато утром помог выбить из гостиничного персонала квитанцию об оплате номера, которая послужит документальным свидетельством твоей ночёвки в гостинице. Всё, бери штурвал, а я спать».

На входе на изнанку меня ждал злой и не выспавшийся, в отличие от меня, Жабицкий.

— Так-так-так, а кто это у нас тут такой красивый нарушает с утра пораньше?

— А что это у нас тут за тон, и что за невнятные претензии с утра пораньше?

— Вы, студент — пока ещё студент — Рысюхин обвиняетесь в нарушении дисциплинарных норм Устава, предписывающих студентам ночевать в своём, выделенном им академией, жилье. Так достаточно внятно? Или будете утверждать, что ночевали, как положено, в своей комнате?

— Врёте вы всё, господин хороший. Во-первых, ночевать положено на территории Академии, а не «в своём жилье». Иначе все обитатели больницы, гауптвахты или дальних угодий каждый раз становились бы нарушителями. Во-вторых, территория гостиницы «Академическая», согласно разделу первому, параграфу седьмому, пункту три-точка-два, является территорией академии. И для студентов приравнивается к общежитию. Вот квитанция из гостиницы об оплате мною номера на эту ночь.

Жабицкий выхватил у меня квитанцию, внимательно осмотрел и не прощаясь ушёл куда-то вглубь караулки, пробормотав только что-то вроде «ничего нельзя доверить». Я же «бодрым кабанчиком», по ещё одному выражению деда, побежал в общежитие — пока Жаба не вернулась и не стала душить на тему нарушения формы одежды.

Забежал к Петровне, взять ключ от комнаты и перекинуться парой слов. Рассказал ей, что ночевал в гостинице — встретил старого знакомого отца. Ну, а что? Пан Юзеф и с отцом тоже знаком был, и не молод он. А что встреча не была причиной ночёвки — это вообще никому не нужные подробности.

Благодаря деду, который позавтракал в гостинице, я успел без лишней спешки и ополоснуться, и переодеться и успеть на занятия. А домашнее задание я повторил ещё «во внутреннем мире» между «Островом сокровищ» и серией историй про маленьких кристаллических элементалей со странным именем «Фиксики».

Глава 25

Следующий вызов в лабораторию состоялся уже в среду. Точнее, уже во вторник вечером Петровна сама зашла ко мне и предупредила, что на завтра на меня уже оформлены документы в деканате и прямо с утра нужно быть в Могилёве. Она вообще была одной из немногих, кто знали, где именно я работаю, но это только добавила её ко мне уважения.

Переоделся в «штатское», собрал саквояж, уложив туда помимо прочего две пластинки, и отправился к утреннему пароходику. Эх, скоро навигация закрывается — рейсов уже стало втрое меньше, чем летом, придётся добираться как-то иначе. По дороге до выхода в город никто, как ни странно, до моей формы одежды не докопался.

В лаборатории сходу, даже не поднимаясь к себе на этаж, зашёл к Светлане Мефодьевне и подарил ей обещанную пластику с автографом — правда, только со своим. Но и этого хватило, чтобы Света с радостным визгом схватила меня за уши и расцеловала, ввергнув в натуральный ступор всех случайных и не очень свидетелей. Вторую я вручил Пескарскому, сопроводив это словами:

— Я до этого вроде как скромничал, не хотел хвастаться. Но на выходных мне было поставлено на вид, что фу таким быть — так что вот, исправляюсь. В качестве извинений — обещаю, что следующая пластинка, там будет четыре песни, включая «Дуб» и «Надежду», сразу поступит в фонд лаборатории, с автографами и моим, и профессора Лебединского.

Реакция меня немного удивила:

— Ага, так, значит, это всё же про вас в газетах пишут! А то наши уже спорят — родственник то или просто однофамилец!

— В каких газетах⁈

— Да почти во всех городских и почти во всех губернских. Не исключаю, что сегодня уже и в Минских что-то появится. Ладно, пока будете ждать чистовики протоколов ознакомитесь. Сейчас, наверное, лучше к приступить к работе — сегодня для вас целых шесть заявок, причём одна на сравнительный анализ четырёх образцов, некто Мурлыкин отличился.

— Василий Васильевич, знаю его, а он — меня, потому и задание такое даёт, что понимает пределы моих возможностей и хочет выжать из них по полной.

Всё оказалось не так страшно. Два анализа были, исходя из буквы запроса, качественными — требовалось только ответить, есть ли в образце определённый яд. Но я, понимая, что сам себе добавляю забот в будущем, сделал не как написано, а как лучше для дела. В одном случае, где искомый яд был, указал его содержание — и, справочно, максимально безопасную и гарантированно летальную дозы. В другом искомого яда не было, но присутствовал другой — этот другой я также расписал, аналогично первому случаю. Был один анализ предположительно контрабандного коньяка — оказался подлинный, и «дяди Гены» радостно уволокли его куда-то в недра лаборатории «для подготовки к более углублённому исследованию». Один анализ какой-то самогонки на предмет степени соответствия нормам качества и один обезличенный анализ на детальный состав. Ну, и задачка со звёздочкой от Мурлыкина, где пришлось проявлять фантазию, чтобы по составу примесей доказать, что два образца из четырёх имеют общее происхождение, а один из двух оставшихся не то прибыл по морю, не то хранился в морском порту.

Протоколы, заключения, аналитическая записка для Мурлыкина — всё это затянулось до обеда, где меня усиленно пытали на тему песен и вообще, как я докатился до жизни такой, что посторонние люди про меня в газетах пишут, а родные коллеги только из газет и узнают про поросёнка эдакого. Рассказывал, извинялся, каялся и обещал, что больше не буду — всё это под беззлобные шуточки, смех и куриный бульон с пирожками.

Газеты, кстати, я изучить так и не успел — просто заведующий организовал настоящий конвейер: черновики документов утаскивались прямо из моих рук на правку, оттуда приносились ко мне на рецензирование — не повлияло ли исправление формы на суть, и сразу утаскивались на чистовое оформление. В общем, работа шла — аж гул стоял, к тому времени,