А чужой мини не знати.

Так как нам уже известна символика мяты, то, по нашему мнению, девица хочет сказать молодцу, чтоб он оставил свое намерение жениться; лебеда здесь является «сосимволом» мяты. Но затем символическое значение этого зелья остается сбивчивым и неопределенным, так что, по некоторым признакам, оно от символа девства, а следовательно, одиночества, скуки, перешло в символ крайности и бедности. Так, замужняя женщина, которую муж дурно содержит, ходила по огороду, сломила лебеду и вслед за тем говорит мужу: «Что я у тебя, мой милый, служила разве работницею? Если работницею, так заплати мне за службу, а если я у тебя хозяйка, то не води меня босиком».

По городу ходила,

Лободоньку зломила.

«Чи я в тебе, мий миленький,

За наймичку служила?

Ой, як же та за наймичку,

То ти мини заплати,

А як же та за хозяйку,

То босою не води».

В другой песне лебеда сопоставляется с вдовою, которая ходит с ребенком:

Ой, по гори лобода,

Там ходила удова

З маленькою дитиною… —

и ее хочет зарубить татарин; она просит не рубить ее, а повести к родным для выкупа; отец отрекается от нее, свекор тоже, но нашелся молодец, который ее выкупил.

Есть в южнорусских песнях странные образы, в которых является лебеда. Мать спрашивает сына, ходил ли он к вдове на вечерницы и чем его угощали. «Варила вдова рыбу с лобками», — отвечает сын, прилагая при этом нежные эпитеты матери.

Варила, ненько, щире серденько,

Рибоньку з лобками.

«А где она поймала эту рыбу?» — спрашивает мать. «В огороде на лебеде», — отвечает сын.

Пиймала, ненько, щире серденько,

В городи на лободи…

Другой образ еще страннее. Девица варила лебеду и послала козака за водою — исчез козак; лебеда же вскипела без воды.

Ой, на гори, серденько, на валу,

Там варила дивчина лободу,

Та й послала козаченька по воду.

Ни козаченька, ни води,

Та скипила лободонька без води.

В противоположность, так сказать, букету травянистых растений, составляющих символику удаления от любви, народная поэзия представляет другой букет символических трав, означающих половую любовь в разных видах. Более всех ясными и определенными являются барвинок (vinca pervinca), василек (ocymum basilicum) и любистик (levisticum) — по-великорусски заря. Все три не туземные названия, два испорченные латинские, василек — греческое οχνμον βασιλιχον; название василька, а может быть, и самое растение перешло из Византии. У греков происхождение его применяется к легенде о нахождении креста (ср. Gretseri opеra. Ratisb. 1734. II, 430), как у малоруссов и у греков оно издавна клалось под крест. Можно предполагать, что эти растения заменили или другие названия тех же растений, более древние, или совсем другие растения.

В купальской песне всем трем этим растениям дается мифологическое единое происхождение из изрубленного и посеянного существа мужеского пола, называемого (разумеется, в позднейшем искажении древнего названия) Иваном.

Иване, Ивашечку,

Не переходь дороженьку!

Як перейдеш — виноват будеш:

Посичемо, порубимо,

Посичемо тебе на дрибний мак,

На дрибний мак, на капусту,

Посиемо тебе в трёх городцях.

Та вродиться три зильячка:

В першим городци — любисточок,

В другим городци — барвиночок,

В третим городци — василечок.

Любисточок — для любощив,

Барвиночок — сади устилае,

Василечок — три запахи мае.

Последние три стиха изменяются и так еще:

Барвиночок — для дивочок,

Любисточок — для любощив,

Василечок — для запаху.

Древность этого образа подтверждается подобными образами в песнях других славян; так, напр., в польской песне из девицы, изрубленной и посеянной в огороде, должны вырасти три зелья: рута, лилия и шалфей (Kozlowsli. Lud. zesz. I, 42).

Барвинок занимает первое место. Он более всего символ брачного торжества — свадьбы, но также нередко вообще любви и удовольствий, приближающих к любви. Он носит эпитеты зелененький (вечнозеленый — по-немецки Immergrun) и крещатый — по расположению ветвей, которые стелются по земле. Различные видоизменения, происходящие с этим растением — сажание, возрастание, цветение, увядание, полотне, топтание, рвание, плетение, — приводятся применительно к разным положениям свадьбы и любовных сношений. Сажание барвинка — символический образ приготовления к браку. Здесь представляется совершенная противоположность тому, что говорится о символах удаления от любви. Так как садить руту или мяту — значит соблюдать девство, а ходить по ним (также по фиалкам) и топтать их — значит знакомиться с половою любовью и предпочитать молодца родителям, так садить барвинок означает именно приближение к любви и предпочтение любовных и супружеских чувств родственным. Девица садит барвинок — за нею идет отец. «Не ходи, — говорит она, — за мною, батюшка: не мила мне беседа с тобою».

Зелененький барвиночок садила,

За нею батенько тихенько:

«Сади, сади, Марьечко, зилячко». —

«Не ходи ти, мий батенько, за мною:

Не мила мини беседонька з тобою.

Ой, ходи, ходи, Ивасенько, за мною,

Мила мини беседонька з тобою».

Девица садит барвинок вместе со своим суженым, а потом нарывает себе полный передник барвинку собственной посадки.

З зими на весну походит;

Иване городець городит.

Городи, Иване, городець,

Будемо садити барвинець,

То тоби, то мини на винець.

Ой, скочила Марисенька в городець,

А за нею Иване молодець!

Ой, скочила Мариня на хвильку,

Наризала запаску барвинку,

Тильки то ии присивку.

Мать невесты сама ходит за барвинком, поливает его — это образ материнской заботы о выдаче дочери в замужество; придет пора, и срежет его невеста (княгиня).

Де ти, барвинку, рис, рис,

Що-сь такий красний вирис?

Я в лиси при керници,

При студений водици;

Мене вода пидходила,

Мене вода холодила,

Прийшов час годиненька —

Виризала княгиненька.

Барвинок срезывается на венок. Сама невеста режет его своими руками:

Ходить Марьечка по садочку,

Риже барвиночок соби на виночок, —

а также и ее подруги — свадебный чин