Я по очереди обыскал их на предмет оружия, начав с Де-на Онпана. Торопливо ощупал его карманы, плечи, похлопал ботинком по щиколоткам. Убедился, что он чист, и перешел к другим. Мы понимали, что время работает против нас. Процесс обыска не занял и полминуты. В общей сложности у нас оказалось тринадцать заложников: два кассира, шесть клерков, двое посетителей и трое ребят из броневика, чьи тела мы собирались поднять чуть позже. Оружия не было ни у кого, хотя у большинства имелись бумажники и сотовые телефоны.

– Достаньте свои мобильники! – обращаясь к ним, сказал я. – Вытащите батареи. Сейчас каждый из вас подойдет вон к тому углу и бросит там свой телефон. Не пытайтесь звонить или посылать сообщения. Мы блокировали беспроводную связь, так что сеть все равно не ловится. Не злите нас понапрасну. Достали мобильники! Быстро!

Сю на всякий случай перевела сказанное на малайский язык.

Я внимательно следил за заложниками, пока они лезли за своими телефонами. На самом деле у нас не было глушителя сигнала, но почему бы не припугнуть эту публику? Сговорчивее будут. Пока все шло гладко. Один из служащих сказал что-то по-малайски, и Сю перевела: «У меня нет телефона». Я засомневался и лично проверил его карманы, но ничего не нашел. Тем не менее я попросил Манчини усыпить парня выстрелом из шприца. Мне не хотелось рисковать. Потом я подошвой раздавил все собранные аппараты.

– Чисто, – сказал я.

– Чисто, – сказала Анджела.

– Чисто, – откликнулись из-за кассовых окошек Сю и Винсент.

Джо приготовил к работе кислородное копье.

– Чисто.

Манчини огляделся по сторонам и поднял вверх большой палец. Чисто.

Я улыбнулся. Банк был наш. Я вдохнул полной грудью и выглянул в окно. Вдалеке искрились башни Петронас. Я посмотрел на часы. Мы уложились ровно в шестьдесят пять секунд. Самая легкая часть операции прошла успешно. Я снова сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, успокаивая учащенный пульс.

И тут закричала женщина.

Она стояла на четвереньках в самой середине группы заложников. Слезы катились по ее щекам, смешиваясь с тушью для ресниц, и черными ручьями стекали по щекам, пачкая одежду. У нее дрожали руки, лицо исказила гримаса боли. Я разглядел струйку крови, которая сбегала по виску к подбородку. Мне стало ее жаль. Я старался гнать от себя эту неуместную жалость, но ничего не мог с собой поделать. Я отвернулся, пытаясь отвлечься от ее криков, но безуспешно. Она мешала мне сосредоточиться. Казалось, она кричит, обращаясь лично ко мне, разве что по имени меня не называет. Я попросил у Манчини безыгольный шприц и выстрелил ей в шею. Спустя десять секунд она крепко спала, но это ничего не изменило.

Я чувствовал себя виноватым. Но в то же время меня распирало от сознания собственной силы.

Интересно, думал я, как скоро обнаружат труп Риббонса. Дом уже успел изрядно провонять, но соседей, судя по всему, это не слишком беспокоило. Скорее всего, Риббонса найдет риелтор, за взятку сообщивший ему этот адрес. Весь вопрос в том, когда именно он соберется к своему левому клиенту с «рабочим визитом». Через неделю, две, три? К тому времени, рассудил я, разложение трупа достигнет такой стадии, что лицо покойника станет неузнаваемым.

Я снова задумался о последней просьбе Риббонса. Перед смертью он мечтал об одном – получить дозу. При всем моем презрении к наркоманам я не мог его осуждать. У меня ведь тоже есть зависимость, и не менее разрушительная.

Я подошел к «Мазде-Миате». Распахнул дверцу, и меня чуть не вывернуло от смрада. Так воняет протухшая рыба или мясо. Я сделал глубокий вдох. Сиденье было перепачкано кровью Риббонса, но за два дня на солнцепеке кровь засохла и почернела. Я разглядел пятна, оставленные спреем для обработки ран. Я захлопнул дверцу и вернулся к «бентли» Лейкса. У меня не было твердой уверенности в том, что машина не нашпигована жучками, но лучше так, чем ездить в вонючей «мазде». Я швырнул синий мешок с деньгами на пассажирское сиденье и сел за руль.

Мне нужно было срочно пристроить деньги. Хоть я и угрожал Волку, что подкину их в принадлежащее ему заведение, но делать этого не собирался. Зачем? Волк и без того купился на мой блеф. Теперь, когда деньги были у меня, я сильно рисковал: они в любую минуту могли взорваться. Я ехал по прибрежному шоссе, направляясь в центр, мысленно вспоминая карту города, прикидывая в уме поиск вероятных тайников и просчитывая все за и против.

Я уже подъезжал к променаду, когда вокруг резко потемнело и тишину разорвал раскат грома. Надвигался шторм. Над океаном уже вспыхивали яркие молнии. Влажность в воздухе, кажется, достигла предела. И действительно, в следующую минуту по ветровому стеклу застучали крупные капли и хлынул дождь. Я глянул на затянутое тучами небо и включил «дворники».

В конце концов я решил спрятать деньги на пустынном берегу залива Абсекон, расположенного к югу от города. Скалистый пляж отпугивал любителей плавания, а шоссе, делая здесь крутой поворот, убегало в сторону, подальше от каменистой прибрежной полосы.

Преимущества этого места были очевидны. Сюда практически никто не заглядывал – да и кому взбредет в голову искать деньги среди скал? Кроме всего прочего, как раз начинался отлив, то есть можно было не опасаться, что мешок смоет волной. Наконец, я бы предпочел, чтобы в момент, когда сработают взрывные устройства, поблизости не было людей. Не стоило прятать эту мину замедленного действия там, где на нее могли наткнуться играющие детишки. Я вышел из машины и моментально промок до нитки. Закинул мешок на плечо, достал мобильник и отправил эсэмэску на один из номеров Маркуса. Она состояла всего из двух слов: «Не судьба».

Вытащив из телефона батарею и сим-карту, я разбросал их в разные стороны по песчаным дюнам, начинавшимся сразу за щитом, который призывал гуляющих не приближаться к берегу. Ветер с остервенением трепал мои волосы и едва не сбивал с ног. От воды чернильного цвета меня отделяла примерно сотня шагов. По-прежнему лило как из ведра. Я шел вдоль берега, ориентируясь на отраженное в воде голубоватое сияние городских огней.

Возле края огромной песчаной дюны я остановился. На море не было видно ни единой живой души. Вода пока стояла высоко, надвигался шторм. Тучи, днем висевшие над городом, собрались в грозовую воронку. На волнах качались щепки, мелкий сор, пивные банки, обгорелые петарды. Мелькнуло голубое детское одеяльце. Бутылка из-под виски.

Слева от меня, в сотне футов, в океан вдавалась гряда валунов, служившая естественным волнорезом. Волны успели отполировать камни до блеска.

В детстве я мечтал увидеть океан. Для жителя Лас-Вегаса песок ассоциируется с чем угодно, только не с пляжем. Когда мне стукнуло двадцать, я бросил родные места и мотался по миру, нигде не задерживаясь больше чем на год. Тогда же я перестал пользоваться своим настоящим именем. Но я скучал по пескам. Сейчас я вдруг задумался: куда бы мне податься, когда завершится нынешняя эпопея. О возвращении в Сиэтл не могло быть и речи. Воображение нарисовало мне картину бескрайней пустыни. Да, пожалуй, я бы с удовольствием поселился в пустыне. Вот только что там делать? Разве что предаваться ностальгическим воспоминаниям о родном доме… Мешок я сунул в глубокую расщелину между скалами, убедившись, что мой тайник находится выше уровня воды и не виден со стороны. После взрыва перепачканные чернилами банкноты унесет в море, где волны отмоют их добела. В любом случае этим бумажкам уготован печальный конец. Прежде чем уйти, я достал мобильник и сфотографировал мешок. Волк непременно спросит о деньгах. И вместо них я предъявлю ему картинку. Чем не доказательство?