Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как интересно, — похоже, ее слова его позабавили. — И что же это? Ошейник раба?
— Это твой подарок… Как там говорилось — «до последнего удара сердца»? Что ж, я подожду, пока оно ударит в твоей груди последний раз. Мы все подождем, разве так долго ждать? Всего лишь взмах моих ресниц. Или… похоже, кто-то из нас уже нашел способ снять твое клеймо, да? Или твое? — посмотрела она на мужчину, что надел на нее петлю в подвале. С каждым произнесенным словом она все ближе подходила к краю плато.
— Тебе не сбежать…
Он не успел договорить, потому что девушка, что стояла перед ним всего мгновение назад, широко расставив руки в стороны, просто упала и исчезла. Не было ни криков, ни мига, что мог бы предупредить его о ее намерении. Все произошло так быстро, что ни один из них не успел среагировать. Император, как и его подданный, попытались призвать крылья, но с ужасом оба обнаружили, что не могут пользоваться силой! А потом было уже поздно.
— Что она сделала, Трайс?! Что она сделала?! — кричал император, в то время как мужчина с золотыми волосами подошел к самому краю плато и просто смотрел вниз. — Пошли отряд, пусть не возвращаются, пока не найдут тело!
— Они не найдут тело, — как-то тихо ответил ему Трайс.
— Что?
— Время охоты для сцима, — коротко пояснил мужчина, сказав то, что было понятно для каждого жителя империи.
Император лишь с силой сжал кулаки и зло выругался, после посмотрел на главного мага империи и сказал:
— Если твой эксперимент пошел не так, то я боюсь представить, чем он может обернуться для нас.
— Не думаю, что последствия для нас могут быть катастрофичными, не волнуйтесь.
— Молись, чтобы было так… и найди остальных! — уже крикнул мужчина.
Полет. Странное чувство, когда падаешь в бездну. Она никогда не испытывала ничего подобного. Крылья, как и небо, были ей недоступны. Но и она могла взлететь, пусть на жалкие несколько секунд. Выживет ли она после такого? Она не знала, а говоря совершенно откровенно — надеялась, что нет. Что повреждения будут такими, что дар уже не спасет. Прыгая, она истово верила, что выживет, потому смогла поймать момент, когда ее сила согласилась с ней, и тут же прыгнула. Ей было не интересно ни то, что мог предложить ей император, ни его дары и деньги. Ведь если взглянуть в далекое-далекое прошлое, однажды она вышла замуж за принца. Она была принцессой. Невольно на губах появилась улыбка. Если бы ее королевство продолжало существовать, она бы, наверное, была бы королевой. А так она королева Элио?! Разве может быть что-то забавнее. Король и королева песков… Как он? Узнает ли, что ее не стало?
«Двуликий, — уже падая в бездну, она надеялась, что сможет додумать свою просьбу прежде, чем ее поглотит тьма, — пусть он сможет жить дальше, пусть сможет…»
Маленькая изломанная женская фигурка, в разорванной серой тряпке, в ореоле темных пропитанных кровью волос, лежала на земле, укутанная клочьями тумана, что был тут всегда. Сюда не доходили солнечные лучи. Здесь никогда не было тепло. Запах ее крови звал тех, кто жил здесь веками, заставляя их жадно принюхиваться и торопиться, пока не подоспели другие. Запах обещал близость пищи. Он обещал сытость, ему невозможно было противиться.
Десятки голодных желтых глаз то и дело выныривали из густого тумана, присматриваясь к недвижимому телу. Они знали: то, что не двигается, все равно может быть опасным. Надо подождать… подождать…
Когда ущелье погрузилось в совершенно непроницаемый мрак, твари наконец поняли, что можно, но стоило первой из них ринуться к жертве, как откуда-то сверху упала крошечная нежно-голубая искра. Она неспешно кружилась, падая все ниже, пока не коснулась женского тела и не замерла на ее открытой ладошке. Следом пришла вторая, затем еще одна. Каждая искра находила для себя место на изломанном теле. И если бы голодные ящеры умели считать, то насчитали бы ровно сорок пять крошечных звездочек, что в эту стылую ночь спустились на самое дно ущелья, укрывая собой свою сестру, чье сердце каким-то чудом вдруг сжалось, чтобы остановиться на краткий миг, и застучало вновь.
— Я не поеду, — в тон ему ответила я.
— Почему? — Рэйн никак не показал, что ответ его не устраивает.
— По кочану с кочерыжкой — устраивает обоснование?
— Нет, хотелось бы подробностей, — просто попросил он.
— Подробностей? — сказать, что я была зла, — ничего не сказать! — А не пожалеешь? — упрямо спросила я с несвойственной мне агрессией.
Я знала: он не мог знать того, что мне пришлось пережить в мой единственный визит туда. Но сейчас все те воспоминания, ощущения словно нахлынули на меня, будто воскресая в реальности. Мне стало так нестерпимо больно, что я схватила его за ладонь, заставляя его тело чувствовать то же, что и я когда-то. Он охнул, судорожно хватая воздух ртом, и начал сползать с сиденья, на котором сидел. Его глаза закатились, но вопреки всему он и не думал кричать, хотя его тело стала бить дрожь. В этот момент я чувствовала такую злость, что на миг позволила себе причинить боль живому, ни в чем не виноватому мужчине, и это отрезвило меня, заставляя убрать руку с его ладони.
— Вот так встречает дворец первородных. Теперь тебе все еще нужны слова?
— Что это? — все еще не в силах подняться, прошептал он.
— Таков был мой последний визит во дворец, — жестко ответила я. — И если ты думаешь, что я не умею делать правильных выводов, то ты просто идиот.
— Вас пытали? — спросил он, усаживаясь вновь на скамью и приводя свое дыхание в норму.
На этот вопрос я ничего не ответила, предпочитая смотреть в окно.
— Как вы смогли это вынести? — спустя несколько минут все же задал еще один вопрос Рэйн.
Пристально посмотрев ему в глаза, я все же ответила:
— Я умер.
Далее мы ехали в полной тишине. Каждый думал о своем. Я же вспоминала, и сердце мое дрожало от этих не к месту накативших воспоминаний. Я так скучала. Бог мой, я так отчаянно скучала по ним. Для того чтобы жить дальше, нужно было перестать слышать сердце, затворить все дверцы в нем, просто для того чтобы оно не рассыпалось на части. Но сейчас я вдруг словно отворила крошечную щелку внутрь себя, чтобы посмотреть, как там дела? Зажили ли мои раны? И с горечью поняла, что всё на месте. Боль, тоска и кромешное одиночество. Они жили там, в моей памяти, жили и точно так же ждали меня…
В глазах защипало от вставших в них слез, и вот это уже было по-настоящему дерьмово. Старый дед, рыдающий в карете главы тайной службы, — какая мелодрама!
— Не хочу больше есть, вези меня домой, — пробурчала я.
— Нет, — просто ответил он.
— Нет?!
— Нет, — покивал он. — И прежде, чем вы решите отходить меня своей палкой, предлагаю немного погулять по набережной и зайти в одно потрясающее место, где всегда только свежий улов морских ушек, а в это время дня почти не бывает народу, идет?