водоросли трясутся по-змеиному – действительно, будто змеи из популярной книги Джеральда Даррела, вставшие на упругие хвосты, это было движение стены, раскачивающейся то в одну сторону, то в другую; в дурной игре этой участвовали огромные слои воды, рождали в ушах пронзительную птичью звень, – и если мина попадет между двумя пластами воды, то не выдержит, с нее слетят все гнилые рожки, все до единого…

Но думать об этом нельзя. Об опасности тоже думать нельзя – точнее, не следует думать, это вообще никуда не годится, да потом мысли обладают магнетическими свойствами – могут притянуть мину.

Под водой нужно думать только о хорошем. Ей – хоть и не к месту это, – вспомнились годы, когда они жили с Левой вместе, – и чего ей тогда еще надо было? Заботливый муж, все нес в дом, даже кружку пива не мог выпить без «одобрям-с» жены, старался, чтобы Ирина у него всегда была хорошо одета – все вкладывал в это…

Она переживала, когда он уходил в какой-нибудь морской поход. Хотя походы у пограничников в отличие от гражданских и военных дальнобоев, которые могут запланировать себе дорогу куда угодно, даже в страны, где водятся жирные кенгуру и птички колибри размером не больше наперстка, бывают короткими. И отдыхов не имеют. Охрана границы, как и дружба, по словам Расула Гамзатова, – понятие круглосуточное.

Каждый день – да что там день, каждую минуту нужно чувствовать локоть страны, которую охраняешь и если где-то на какую-то минуту это чувство неожиданно оборвется – это ЧП.

А ЧП… Так, наверное, может ощущать себя водитель машины, у которого на быстром ходу неожиданно проваливается педаль тормоза до самого пола, – ощущение, которое лучше никогда никому не испытывать.

Корнешов не мог ответить себе на вопрос, в каком состоянии он сейчас находится, понять до конца, что с ним происходит. Ему ясно было только одно – Ирина не должна участвовать в этой операции, ей риск совсем не нужен. В лицо ему плеснуло целое ведро воды, он отплюнулся, отер щеки, лоб, – вода была горькая. Не соленая даже, а горькая.

Нырнувшую под шлюпку Ирину мигом растворило море. У Корнешова на мгновение нехорошо сжалось сердце, а может, оно вообще даже остановилось: неправильно это. Он вывернул голову, увидел людей на борту сторожевика, задержал взгляд на суровом, коричневом от задубелости лице командира БЧ-2 Анисимова, представил себе, что творится у того сейчас внутри. Больше всего Анисимов желает в эти минуты нажать ногой на педаль выстрела и разнести чертову мину на тысячу осколков.

Но момент еще не подоспел. Держись, Анисимов, жди – момент обязательно наступит, как и время «Че» в любой военной операции.

Ирина с шумом вынырнула из-под шлюпки, приподняла маску, пожаловалась:

– Этот огрызок болтается, как собачий хвост – не ухватить. Сейчас сделаю вторую попытку.

– Ир, тебе надо вернуться на корабль.

– Ни за что, – она протестующее мотнула головой.

Корнешов хорошо знал упрямый характер Ирины – она и вправду ни за что не согласится уйти.

– Ты же специалист по охране биоресурсов, а не минер…

– Ну и что? Тут дело общее, и минер ты, не минер – неважно, важно поймать мину и увести ее отсюда. Под пушечный ствол.

– Да ржавь эту можно даже из пистолета расстрелять – важно пулей задеть взрыватель.

– Тем более! – Ирина снова ушла под воду и, как и в прошлый раз, мгновенно растворилась в ней, стала невидимой, ощущение это опять ударило Корнешова по сердцу.

Что она видит там, в этой черной пузырчатой воде? Там руку вытянешь и даже пальцев своих, наверное, не увидишь, не говоря уже об обрывке троса.

Конечно, Корнешов преувеличивал, вода в Баренцевом море хоть и кажется черной, но она прозрачная и стоит только выглянуть солнцу, как она немедленно приобретет другой цвет, станет зеленоватой, с нежными шевелящимися тенями – ну будто бы в воде ходят большие ленивые рыбы, – море становится совсем иным.

А вода в нем одна, прежняя, какая была, такая и осталась.

Аккуратно, стараясь не задеть ни один из сосков-взрывателей, Ирина поднырнула под мину, посмотрела, насколько длинен обрывок троса? Обрывок был недлинный, хотя и тяжелый – метров пять-шесть примерно. И сколько Лева ни будет ковырять его кошкой-ловушкой – не выловит.

И вообще он неправ – без помощи Ирины ему не обойтись.

Держась руками за трос, она прошлась по нему немного вниз. Жесткий, в рванине нитей, в напластованиях ржави металл, с трудом гнущийся, тяжелый. Накидывать на него надо удавку с двойным узлом, да закрепить покрепче, иначе уйдет – вес у этой железной дуры не менее ста килограммов, плюс сила волны – может запросто поволочь с собою даже «Трою».

Перевернувшись, Ирина прошла немного по тросу вверх и, почти невесомо оттолкнувшись от него, отплыла в сторону. Она слышала, что немцы, например, не только лепили к минам сосцы-взрыватели, но и минировали тросы. Если судно зацепит лишь обрывок троса, то мина все равно сдетонирует, все равно рванет, и судну – даже торговому, рыболовецкому, необязательно военному, уготована одна участь – поджариваться на пламени.

Нет, никаких довесков на обрывке троса не было видно… Ирина двинулась наверх.

– Ну что? – спокойным глухим голосом поинтересовался Корнешов, но тут на шлюпку навалился очередной вал, заглушил голос.

– Линь я закреплю… постараюсь закрепить покрепче, а дальше ты сам знаешь, что надо – волочь мину отсюда подальше.

– А если вытащить из воды весь трос?

– Не получится, Лева, – слишком тяжелый, сил не хватит. Готовь линь, – она приподняла очки, вытряхнула несколько капель воды, натекших внутрь, – а может, и не вода это была, может – пот. Повтоила: – Выход один-единственный – линь, а потом буксир.

Линь линем, приготовить его несложно, но в черную холодную воду нырять придется не мужчине, а женщине, и Корнешов был против этого.

– Михалыч, под банкой афганская бурдахайка стоит, вытаскивай ее на белый свет, – скомандовал Корнешов.

– Чего-чего?

– Да ящик с инструментом. Там моток хорошей веревки… Тащи!

Михалыч выждал момент между волнами, освободил одну руку от весла и выдвинул «бурдахайку» наружу. Поморщился: тяжелая, зараза. И чем ее только боцман набил? Зарплату, что ли в полтинниках получил и высыпал туда? Для остойчивости корабля.

Корнешов перегнулся через лавку, подцепил «бурдахайку» за ручку и подтащил к себе. Удавку, которая будет затянута на обрывке троса, он соорудил быстро. Чем сильнее они станут тянуть, тем прочнее будет удавка.

Не потому, что был большим умельцем по этой части, по другой причине, вполне понятной – обстоятельства брали за горло: в любую минуту из глубины могла вылезти подводная лодка или показаться большой, не боящийся штормов корабль… Положение такое, что кузнец-тяжеловес запросто может сплясать лебедя в «Лебедином озере», а бабка с репчатыми пятками – сесть за штурвал самолета компании «Ют-эйр». Чем быстрее будет уничтожена мина, тем спокойнее станет