никуда не годными стихами, и когда она ему поставила на вид их негодность, предъявил ей оправдательный документ – одобрительный отзыв одного из наших видных поэтов. Не будем называть имен. Так вот, товарищи, не следует давать такие безответственные отзывы. Наш читатель вырос, его требования повысились. Мы несем перед ним огромную ответственность – особенно перед фронтовым читателем. Апелляция к читателю, так же как к другим факторам времени, – это одна из формул распекания.

Подразумеваемый вывод: если вы будете излагать директивное содержание в тщательной и яркой форме. Если вы будете при этом работать над повышением своего политического уровня и оздоровите свою профессионально-бытовую атмосферу, то литература изживет свой прорыв и подымется на тот уровень, который сделает ее достойной нашей великой эпохи.

В данный момент литература отстает от требований эпохи благодаря нерадивости писателей, которые не оправдывают производимых на них государственных затрат.

Сам по себе этот разговор о положении с литературой как о прорыве на производстве – в сущности не неправилен. Положение литературы и данные литераторов таковы, что лучше, рациональнее всего они могли бы работать как организованная бригада агитаторов, только под более умным и культурным руководством, чем руководство П-ой. В этом смысле весь наш литературный аппарат для военного времени пригоден гораздо больше, чем для мирного.

При такой постановке – производственное отношение и соответствующие требования – правомерны.

Противоречие возникает от предпосылки великой, настоящей литературы (что нужно для украшения жизни культурными ценностями, как в лучших домах); притом в 19-вечном понимании. И вот тут-то все оказывается сплошь подмененным, и весь разговор фиктивным.

Поэтому директивы, требования, разговор П-ой адекватен истинному положению дел, но совершенно неадекватен ее же установочной фразеологии. А эта фразеология настоящей литературы как идеологической деятельности, совершенно не соответствуя практике литераторов, соответствует их самолюбивым вожделениям. Поэтому распекания и начальственные указания П. их оскорбляют скорее по форме (умный Ходза), чем по существу. В праве начальства вправлять им мозги они не сомневаются, но хотят, чтобы им вправляли каким-то (каким, они сами не знают) более одухотворенным способом, а не так, как вправляют производственникам, не выполнившим план.

Производственников же такой метод может огорчить, но как метод он их не оскорбляет. Там все адекватно.

V. Переживание своего превосходства – служебного и психологического (большевистская прямота).

Ведомственные выступления

Ходза

I. От смежной организации. Организация не может как следует работать, потому что писатели – уклоняются от работы на нее. Практическая установка выступающего – якобы побудить к лучшей работе. На самом деле знает, что таким путем это невозможно. Подлинная практическая цель – оправдать организацию и себя тем самым. Кроме того, выступает, потому что так полагается по должности. Кроме того, ему все-таки лестно фигурировать. Критическая установка директивна.

II. Деловая. В этом смысле нейтральная.

III. Большевистская прямота. Беспощадная критика. Старый прием с оттенком использования присущего ему юмора.

IV. Кто для нас писатели? Писатели для нас те, кто работают, – перечисление. Почему, например, Пор. не работает? Она девушка здоровая, не без способностей. Почему она не работает? Зато все очень усердно ходят за получением разных карточек и пайков.

Надо прямо сказать – кто не работает, тому нечего здесь объедать государство. (Путаница между двумя официальными и обязательными линиями – героика и самокритика.)

V. Самооправдание (для начальства и руководящих кругов Союза). Удовольствие от фигурирования на почве, где с ним раньше не считались. Демонстрация себя в качестве умного и остроумного человека. От своего спокойно-скептического тона он вообще всегда испытывает чувство превосходства. Это удовольствие он постоянно доставляет себе на работе, где комбинируется превосходство начальника с превосходством умного и насмешливого скептика; причем скептицизм ограничен несколько раздвинутыми рамками служебной лояльности.

Левоневский

I. От одной из организаций Союза. Деловое. Информация о деятельности журнала, следовательно и своей. Сведение счетов с Гослитиздатом и лично с Папкковским, которые препятствуют альманаху.

III. Подразумевается: Имею смелость выступить против узких профессионалов (лояльная оговорка: кроме нескольких поэтических имен) за стихийное творчество. (Папковский в своей полемике с Левоневским, наоборот, подразумевает: имею смелость выступить против демагогической возни с любителями. Лояльная оговорка: в принципе, конечно, следует относиться с интересом и уважением к стихийному творчеству, но жестко отбирать лучшее.) И профессиональная литература, и стихийная – это государственная ценность. Против ценностей как таковых ни та ни другая сторона не ополчаются, только против их искажения.

IV. Информация об альманахе. Указания на чинимые препятствия. Цитаты.

V. Левоневскому, которому на небольших ролях, притом не поэт, приятно хвалить черноземную силу – в пику раздувшимся профессионалам, которые воображают, что они лучше его, Левоневского. С удовольствием цитирует – во-первых, в пику; во-вторых, по отношению к этому материалу – бессознательно авторское чувство – без него, без аппарата это бы не существовало!

Лихарев

I. Выступление по обязанности ответственного секретаря. Но так как в этом качестве он говорит вступительное и заключительное слово, то посредине он говорит как редактор того же фронтового сборника, о котором говорил уже Левоневский.

У него положение сложнее, потому что он сам поэт, и настолько плохой, что, несмотря на занимаемый им пост, об этом неоднократно намекали на конференции. Он уязвлен, но не находит почву для самозащиты. Удобнее обойти тему и косвенно ответить на удар. Быть может, ему даже кажется, что он пропагандирует редактируемый им материал. Но на самом деле хвалить стихийную литературу – для него личный выход. Подразумевается: Если я говно, то и вы не лучше, а вот нате, выкусите. Выступление состоит главным образом из больших цитат из сборника (он читает их с тем квазиавторским чувством, которое вырабатывается у редакторов молодых или непрофессиональных писателей; происходит как бы бессознательный акт передачи авторской воли). Поклоняться стихийной силе не обидно. Тем более что в глубине все же остается чувство превосходства над этой силой, которая дает собою руководить (если это только не канонизованный классический фольклор).

Но больше, с чувством и квазиавторской гордостью произносимые цитаты свидетельствуют главным образом о том, что эта литература отнюдь не стихийная, а как две капли воды похожая на их собственную продукцию и в наиболее гладкой своей части имеющая незаметно в нее влиться. Она не лучше, не хуже. То есть несомненно хуже нескольких человек (Тихонов, Прокофьев, В. Инбер, Берггольц…).

Выступления по занимаемому положению

Саянов

В качестве члена правления уполномочен сделать доклад. Ему неинтересно. Откровенная халтура. В.И. решила блеснуть, а он отбарабанить. Он даже не счел нужным выработать позу, обзавестись личной темой. Если все это имеет какую-нибудь семантику, то наплевательство. Подразумевается: проза такая, что и говорить всерьез не о чем.

Исходная точка – делают не то, что надо. Топорно составленные рецепты