школой Леху, ее все равно не вернуть. Нужно жить дальше. Даже, если не очень получается.

Он молчит, опустив взгляд. Затем медленно поднимает на меня глаза.

– Я должен был сказать ей.

– Да. Возможно. – Соглашаюсь я. – Но уже ничего не вернешь. Мы все должны простить себя, что не догадались, что не успели.

Денис смотрит куда-то в сторону.

– А ты сказал Алене?

– О чем? – Я следую за его взглядом и вижу их с Таей, идущих в столовую.

– Что любишь ее, баран. – Усмехается Денис.

– Да.

Он присвистывает.

– А она?

Мы оба не отводим от них взгляда.

– Ответила, что тоже любила, но уже поздно.

– Из-за Кощея?

– Думаю, да.

– А вот ни черта не поздно. Пошел он! – Поправив лямки рюкзака, бросает Денис. – Я уже не смогу сказать Ксюше, что хочу встречаться с ней. А ты все еще можешь говорить это Лелику хоть каждый день. – Он поворачивается ко мне. – Блин, Высоцкий, ну, не тупи. Этот Кощеев ее совсем не знает, он напором берет. А вы с ней… вы же как… ну… Мери Джейн и Питер Паркер! Как Ромео и Джульетта! Лея и Хан Соло! Бэби и Джонни – смотрел «Грязные танцы»?

– Аленка заставила. – Признаюсь я.

– Вот! – Он бьет меня в плечо. – Как Эдвард и Белла!

– Тебе нужно завязывать с девчачьими фильмами. – Серьезно предупреждаю его.

– Как Ноа и Элли из «Дневника памяти»!

– Хватит. – Я оглядываюсь, проверяя, не слышит ли нас кто.

– Как Джек и Роуз… – Не успевает договорить Денис, потому что я закрываю ему рот ладонью.

– Не позорь меня. – Смеюсь я. – Умоляю.

– Я серьезно. – Говорит друг, едва я убираю руку. Его лицо снова становится печальным. – То, что случилось с Ксюшей, ужасно. Но это заставило нас всех понять, что завтра может и не быть. Нужно жить сегодня.

– Высоцкий! – Грубый директорский бас заставляет нас прервать разговор.

Я оборачиваюсь и вижу Олега Борисовича.

– Ко мне в кабинет! – Командует он.

Разворачивается на пятках и чешет по коридору.

– А что я сделал? – Бормочу я.

– Иди. – Подталкивает меня Денис.

– Ладно, договорим на геометрии. – Бросаю я ему и отправляюсь за Фельдманом.

– Садись. – Указывает он на стул, когда мы входим в его приемную.

Я опускаюсь на стул и жду, пока он займет место за своим столом. Разглядываю картины на стенах, дипломы в рамочках, цветы на подоконнике.

– Ты уже решил, куда будешь поступать? – Гремит его голос.

– Чего? – Удивляюсь я, переводя на него взгляд. – Поступать… э…

– Ты что, не знаешь, где хочешь учиться после окончания школы? – Директор сводит брови на переносице и складывает руки в замок.

Он явно слегка раздражен, и это разжигает во мне интерес.

– Ну, я не думал.

Олег Борисович быстро моргает, словно сбит с толку моим ответом, затем угрожающе наклоняется на стол.

– Начало выпускного года, Никита.

Я прочищаю горло. Мне неуютно под его пронзительным взглядом, и это еще очень мягко говоря.

– А в чем дело? – Осторожно интересуюсь я. – Вы теперь лично проводите беседы с учениками по поводу того, куда они собираются поступать? Или у нашей школы такие хреновые показатели, что это нужно срочно исправлять?

– Следи-ка за языком. – Мрачнеет Фельдман. – Похоже, Марина совсем ничему тебя не научила!

– Вы тоже следите. – Мои плечи напрягаются. – Я не позволю вам склонять имя моей матери в ваших тупых разговорах.

Кажется, он теряет дар речи. Его лицо краснеет, ноздри раздуваются от возмущения.

– Так. Хорошо. – Он, все-таки, берет себя в руки и шумно выдыхает. – Начнем сначала. Ты решил, куда будешь поступать?

Я молчу и хмурюсь. Смерив его долгим презрительным взглядом, небрежно пожимаю плечами.

– Скорее всего, в наш местный универ.

– Специальность?

– А какая разница? Все равно диплом будет просто валяться. Это больше для мамы, лично мне он не нужен: я решил заниматься музыкой.

С лицом директора происходят странные вещи: кажется, его слегка перекосило от гнева или каких-то неясных мне эмоций.

– Так не пойдет. – Сухо говорит он. Достает из ящика какую-то брошюру и протягивает мне. – Вот тут я отметил вузы в столице и в других крупных городах, куда ты должен будешь отправить документы. Над портфолио и оценками мы поработаем, а к экзаменам придется серьезно подготовиться – нужен хороший балл, чтобы пройти по конкурсу.

Теперь пришла моя очередь моргать, не понимая, какого черта вообще происходит.

– И не смотри так. – Сурово произносит Фельдман. – Музыкой можно заниматься в свободное время. Достойное образование, которое обеспечит будущее – вот первейший приоритет!

– Давайте-ка, я сам как-нибудь разберусь со своими приоритетами, ладно? – С неловкой усмешкой замечаю я.

И тут его ладонь с размаху ложится на стол. Хлоп!

Этот агрессивный жест заставляет меня уставиться на его волосатые пальцы. Затем я медленно поднимаю взгляд на его лицо. Олег Борисович выглядит так, будто из последних сил старается не взорваться.

– А что даст тебе эта твоя музыка? – Брезгливо произносит он. – Это же смешно! Кто вообще вложил тебе в голову эту абсурдную мысль?

– А вам какая разница?! – Выпаливаю я, поднимаясь со стула. – Спросили – я ответил! Помахали брошюркой – спасибо! А лекций я у вас не просил. С чего вообще директор у нас теперь интересуется…

Я застываю, глядя на него. У меня пересыхает в горле, голова начинает кружиться.

– Она тебе так и не сказала… – Оттягивая узел галстука, вздыхает Фельдман.

– О чем? – Вглядываясь в его лицо, спрашиваю я, хотя и так уже знаю ответ. – Ой, нет… Твою мать…

– Впредь не смей выражаться подобным образом. Я запрещаю тебе. – Он жестом призывает меня вернуться на место. – Сядь!

– Не могу поверить… – Мотая головой, я медленно пячусь к двери. – Нет. Только не вы.

– Никита, сядь! – Рявкает он.

– Да пошел ты!

– Вернись и сядь на место, я сказал.

– Ты мне никто, чтобы приказывать. Никто! – Бросаю я и выхожу за дверь.

18.2.

АЛЕНА

– И долго ты будешь его избегать? – Спрашивает Тая, наклонившись на стену.

– Тс-с! – Цыкаю на нее я.

Мгновение назад мне пришлось оттаскивать подругу в сторону, чтобы не столкнуться с Никитой в коридоре. Последний урок закончился, и вдруг он захочет проводить меня до дома и поговорить? Чтобы этого избежать, я прячусь за раскидистую пальму в коридоре и заставляю Таю делать то же самое.

– Мой внушительный зад не так-то просто спрятать за фикусом. – Хихикает Тая.

– Это декоративная пальма! – Шепчу я, прижимая ее к стене. – И не наговаривай на свою попку, она очень аппетитная!

– Научишь Костю делать такие комплименты? А то он вечно: «Ты и так знаешь, что ты красивая! Зачем мне каждый раз повторять очевидные вещи?» – Пародирует она голос своего парня.

– Лучше так, чем, если бы он был балаболом. – Заверяю я.

– Верно. Но как же иногда хочется услышать, что ты самая-самая! Особенно, если у вас только начался конфетно-букетный период. И где мои конфеты? Где букеты?

– Ты сказала, он испек для тебя кекс.

– Да, но…

– Это забота! А как же шарф?

– Да, Костик купил нам одинаковые – с символикой Гриффиндора… – Тая мечтательно закатывает глаза, вспоминая о подарке. – Зимой не замерзну.

– Это и есть конфетно-букетный период: забота, знаки внимания, маленькие подарочки. – Спешу напомнить я. – А как он отодвигает для тебя стул в столовой: такой галантный, мечта каждой девочки!

– Ладно, уговорила. Не буду на него ворчать. – Улыбается подруга. – К тому же, за то, как он смотрит на меня, можно простить все, что угодно. Никто из парней никогда не смотрел на меня так. А делать комплименты и дарить цветы я его еще научу.

– Все, он ушел. – Говорю я. – Можно выходить.

– Я вынуждена повторить свой вопрос. – Выбираясь из веера пальмовых листьев, бормочет Тая. – Как долго ты собираешься избегать своего лучшего друга?

– Я не знаю. – Отвечаю я честно.

Кровь приливает к моим щекам: мне становится неуютно под ее проницательным, хитрым взглядом. Подозреваю, что Таисия умеет читать мои мысли, а вопросы задает лишь, чтобы проверить, буду ли я пытаться соврать ей или, все-таки, скажу правду.

– Знаешь. – Насмешливо фыркает она. – Все ты знаешь.

– Вот и нет.

– Не отпирайся. Если бы ты ничего к нему не чувствовала, давно сказала бы: «Пардон, Никитка, я встречаюсь с горячим парнем, а твой поезд уже ушел, и ты потратил свой счастливый билет на Матвееву! А то, что мы с тобой ходили на один горшок в детстве и давили прыщи перед одним зеркалом, это осталось в прошлом, как и моя наивная любовь к тебе!»

Она улыбается, довольная своей речью, а я хмурюсь, всем видом показывая, что все вовсе не так, и ей меня не раскусить.

– Примерно так я Высоцкому и ответила!

– Ха-ха! До того, как вы слились в страстном поцелуе или после?

– До. – Поникаю я, переживая внутри те незабываемые ощущения еще раз.

Его губы на моих губах,