глядел в море. Ни один из тысяч ручьёв не был достаточно силён, чтоб разорвать его связь с островом.

Мелькнула отчаянная мысль, а не представиться ли клерком Канцелярии? Пожалуй, с этого был бы толк. Важно бросив «Канцелярия!», он мог бы беспрепятственно подняться на любое судно и мановением пальца отправить его в любом направлении без объяснения причин, хоть по следу капитана Кука. Но в этом плане были подводные камни, ещё более коварные, чем риф, чуть не пустивший на дно «Дымного». Слух о том, что персона из Канцелярии желает зафрахтовать корабль, может пробежать по всему порту быстрее, чем шмыгнувшая из трюма крыса. И как знать, куда она добежит?..

Герти представилось, как в тёмном и холодном кабинете Канцелярии с табличкой «Секретарь» звонит телефонный аппарат, как бледная рука медленно снимает микрофон…

— Что? Работник Канцелярии желает срочно покинуть остров? Ах, беспокоен и тороплив? Да, спасибо, это интересно. Задержите его, пожалуйста, на несколько минут, этого будет довольно… Да-да, премного благодарен. Я пошлю людей.

От таких мыслей нутро пронизывало морской сыростью до самого позвоночника. Нет, он не должен навести мистера Шарпера или кого-то из его ищеек на подозрения. Придётся держаться личины таинственного полковника Уизерса намертво, как потерпевший кораблекрушение железной хваткой впивается в обломки корабля. Кем бы ни был полковник, его шкура какое-то время может послужить Герти защитным плащом. Потому что жизнь Гилберта Уинтерблоссома нынче обесценивается быстрее, чем подмоченные акции уругвайских серебряных рудников.

Решение, рождённое отчаянной работой мысли, пришло на удивление быстро. Раз он не может пока покинуть остров, надо принять самые решительные меры для того, чтоб отодвинуть от себя тень висельной петли, щекочущую шею.

Полиция ищет мистера Уинтерблоссома. Канцелярия ищет мистера Уинтерблоссома. Рано или поздно кому-то придёт в голову сопоставить факты, допросить случайных свидетелей, и тогда всё, из смертельного водоворота ему не выбраться. Его обвинят и в убийствах, и в грехе самозванчества. Значит, остаётся единственный выход. Полковник Уизерс тоже должен искать мистера Уинтерблоссома, коварную Бангорскую Гиену.

Мало того, он должен её найти. Поймать, освежевать и передать властям с убедительным доказательством того, что никакой это не Уинтерблоссом, а совершенно посторонний джентльмен. Тогда у него есть шанс дождаться следующего корабля и улизнуть с острова.

Герти решительно поднялся с бухты.

— Пора на охоту, полковник, — пробормотал он себе под нос.

* * *

Выйдя из кабинета Шарпера, Герти прислонился к стене и прямо в коридоре пробежал глазами всё, что имелось в папке. Чутьё опытного канцелярского работника, чьи чувствительные нервы и рецепторы были расположены под кожей, с самого начала послало тревожный сигнал. Попахивало гусем. «Гусем» в лондонской канцелярии с лёгкой руки её секретаря, мистера Пиддлза, именовали всякий документ, раздутый сверх всякой меры, но имеющий мизерную ценность в качестве источника информации.

«Опять они прислали нам гуся вместо анализа цен на керосин в текущем квартале, — вздыхал мистер Пиддлз, взвешивая в руке прибывший с курьером внушительный пакет, — Как вам это нравится, джентльмены? Сущий гусь. Мы все покупаем гуся на Рождество для своих близких, и, смею думать, все мы умеем выбрать подходящего гуся. Хороший гусь среднего размера, джентльмены. Если гусь велик, это не значит, что он хорош, это значит, что он раскормлен сверх всякой меры, раздут жиром. Таких гусей обычно дарят начальству или дальним приятелям, он безвкусен, как мыло, зато велик и производит благоприятное впечатление».

Герти быстро убедился в том, что перед ним — большой и жирный «гусь». Просмотрев пару десятков листов, он узнал о мистере Стиверсе не больше, чем знал в кабинете Шарпера. Добавились лишь детали и подробности, не имеющие ровно никакой ценности для поимки. Полнящиеся архаичными канцелярскими оборотами рапорта констеблей, записки и рекомендации, характеристики, выписки из докладов, сводные таблицы — всё это было чистой рождественской гусятиной, жирной и безвкусной. Герти не был детективом или сыщиком, однако он был опытным деловодом и обладал умением процеживать информацию с величайшей тщательностью, мгновенно находя суть и пропуская второстепенные детали.

Скупые поначалу данные о мистере Стиверсе быстро обрастали шелухой деталей, живописных, но, увы, не имеющих практической ценности.

Детство и юность мистера Стиверса Герти пропустил достаточно быстро, не читая целый ворох докладных записок, собранный его учителями. Мистер Стиверс определённо не рвался к наукам, а образование, приобретённое на улицах Скрэпси, значительно обесценивало данные, полученные им в школьном классе.

Во время службы в сто третьем полку морской пехоты Её Величества, мистер Стиверс зарекомендовал себя как отважный солдат, исполнительный, но при этом склонный к излишнему насилию и в такие моменты едва управляемый. Так, он получил благодарность командира полка за бой на острове Перруак, которая была отозвана тремя днями позднее, когда пехотинец Стиверс едва не запытал до смерти пленного туземца. Так же он регулярно нарушал дисциплину на борту корабля, был замечен за азартными играми, употреблял тайком спиртное. Отдельно был отмечен случай с самовольной отлучкой пехотинца Стиверса, которое он совершил возле неизвестного Герти острова, попытавшись обменять некоторое количество пороха на рыбу. Рапорт был по-военному скуп, но заинтересовал Герти неоправданной жестокостью санкций. За свою любовь к рыбным блюдам пехотинец Стиверс получил месяц гауптвахты — наказание более чем строгое, учитывая обстоятельства.

«На „Мемфиду“ бы его, — мстительно подумал Герти, листая страницы, — В компанию к тушёной макрели…».

Он вспомнил слова мистера Шарпера о том, что мистер Стиверс «в последние годы перешёл на рыбную диету». Что это могло означать? Герти задумался. Стиверс стал постником? Отверг мясо? Похвально, конечно, только не похоже на человека, имевшего в год до пяти приводов в полицию по самым разным случаям, среди которых грабёж был одним из самых незначительных. Тогда к чему это было сказано и какое ему дело до чужих вкусовых пристрастий?

Герти продолжил чтение, время от времени хмурясь. От дела мистера Стиверса, распространявшего гусиный дух, мал-помалу стало основательно нести рыбой. Что-то связывало этого джентльмена с рыбой на протяжении всей его жизни, но суть этой связи Герти не мог ни понять, ни сформулировать. Посмотрим с начала… Ага, вот.

Одиннадцати лет отроду был пойман констеблем в переулке, в кармане были обнаружена рыба (сорт — килька) и выкидной нож. Двумя годами позднее, когда его дело слушалось в суде, в описи изъятых вещей значились самодельный кремнёвый пистолет, несколько банкнот со следами красной жидкости и рыбьи кости. Потом этот случай в морской пехоте… Насколько же надо любить рыбу, чтоб уйти в самовольную отлучку и, рискуя собственным скальпом, попытаться раздобыть рыбёшку на ужин?

Видимо, решил Герти, даже самые ужасные представители человеческого рода бывают не лишены особенных симпатий. У грабителя и убийцы Стиверса это рыба. Чем-то она ему дорога, недаром то и дело