Он возобновил ласки. Но теперь и самому было сложнее… Она прижималась к нему голыми ногами и даже — низом живота, куда немедленно устремилась его рука. Отчего начало поднывать уже у него у самого в паху. Перестой, однако, приближается!

Катя судорожно вздохнула, как будто сдаваясь на милость победителя, обняла его и шепнула на ухо:

— Только груди еще поласкай… мне очень нравится!

Оставив язык, губы и одну руку шалить с грудями, второй рукой Иван проверял обстановку — гораздо ниже.

«Млять… так она же — вся мокрая! Вот это сейчас как понять? Это — упрямство такое — я не сдамся без боя? Или… все же… в скромность продолжаем играть? Течет же вся!».

Поцелуи губ и груди, игры языка с сосками, исследование языком шеи, ушек, грудей… А пальцы другой руки — ох, какие шалуны! И она их больше не сдерживала, эти наглые пальцы! И они вовсю исследовали нижние губки, обильно прикрытые жесткими волосками. Волоски тоже были мокрые! А потом пальцы совсем обнаглели, и пусть не сразу… а по миллиметру, начали гулять сначала по поверхности… а потом — приникли внутрь.

Катя повернулась к нему, легла на бок и уткнулась лицом подмышку. Ножку на него закинула, чтобы, значит этим пальцам его… бесстыжим полную волю дать и пространство для маневра! А они и ну — резвиться! Женщина, в ответ на такую наглость стала постанывать все сильнее и громче. А затем протянула руку и взяла его за самое дорогое! Не сразу взяла… а так… медленно подкралась, и потом — раз! Попробовала, но сразу отдернула руку… И второй — раз! И снова отдернула, но уже оставила ее совсем рядом! А на третий… взяла в руку и стала поглаживать. А по мере нарастания стонов — и подергивать, все сильнее стискивая!

«Черт! Я же не корова, а это — не дойки! Хотя… тоже можно вполне добиться удоя!».

Что, в общем-то и произошло. Ее стоны слились в еле слышное подвывание, дерганье рукой — максимально участилось… И — раз! Катерина вцепилась зубами в его плечо! Ай, бля! Больно же!

Больно… Но и одновременно он… излился. Причем, успел чуть повернуться навстречу ей, пытаясь убрать плечо и пресечь откусывание части своего тела… вот и получилось, что все это… оказалось у нее на сорочке, бедре и руке. Сначала она не поняла, и только судорожно дышала, пытаясь восстановить дыхание. Потом приподняла голову:

— Выпачкал меня всю… Ночнушка вся мокрая… Я и сама… тоже.

— Ну если ночнушка уже мокрая… может — ей и вытереться? — предложил Косов.

— Ишь ты… простой какой… А в чем мне спать? И потом… утром — в чем я буду? — чуть хрипловато прошептала Катя.

— Спать? Спать лучше всего голой. Так тело отдыхает лучше. А утром… утром тебе Глаша что-нибудь даст, на время!

— Голой… ты и рад будешь!

— Врать не буду… да, буду — рад! Мне очень нравится тебя гладить и ласкать. А тебе разве — нет?

— Не скажу…, - буркнула Катя.

Потом подтянулась повыше и поцеловала его в губы.

«Все-таки целоваться она — не умеет! Так… на троечку, как пионерка юная!».

Он помог ей стянуть ночнушку, и она вытерлась ею, шипя недовольно, поминая… некоторых, которые… все норовят испачкать. Откинула сорочку на стул и легла, прижавшись к нему.

«Вот так-то лучше! А ведь у нее и правда — очень неплохое тело. И не толстая вовсе. Крепенькая такая… несколько широковата в кости. И низковата ростом. А вообще — очень даже! И кожа приятно гладкая, и ноги с попой — упругие. Животик? Ну есть такой, но опять же — вовсе не висит, а такой — приятный на ощупь. Даже — возбуждает. Груди тоже хороши. Так что… вполне Катя, как подруга!».

Тем временем его руки снова начали свою бесстыжую деятельность на теле женщины. Она замерла, а потом, правильно понимая наиболее удобную для ее ласк позу, легла на спину, согнув одну ножку в колене, чуть раздвинула ноги.

И снова — поцелуи, ласки, нашептывания ей на ушко всякой милой глупости… И она отозвалась прерывистым дыханием, постаныванием…

А потом…

— Ты что совсем охренел, мне такое предлагать?! Я тебе что — шалава вокзальная?! — громким шипящим шёпотом, чуть не в голос, — А ну… пшел отсюда!

И чуть не пинком его с кровати!

«Это чего такое было? Это… Ага. Это я ей про минет… намекнул. М-да… не прочувствовал, видно…».

Обескураженно Косов сел на диване, отодвинулся подальше, потому как пнуть еще норовила! Взял шаровары со стула, натянул их и пошел на кухню — курить.

«Ну тогда — хрен ей, а не… всяческих изысков вроде «куни»! Хотя… вот же дурак… тоже. Разбаловался со своими женщинами там, в Красно-Сибирске. Забыл, что это здесь и сейчас — далеко не все делают. А для многих — и вовсе — табу!».

Выкурив одну папиросу, подумал… и прикурил другую, встал возле форточки, открыв ее…

Неожиданно для него на кухню вышла Катя. В его гимнастерке, которая ей была — как платье… Если платье — мини… выше коленей. Была подруга насуплена и явно злая. На его удивленный взгляд, буркнула:

— Чаю захотелось! А вовсе не за тобой прибежала.

«А она… ничего так смотрится! Ножки полные, красивые…».

— Нечего тут пялится! Ничего больше не получишь, понял?!

Она разожгла керосинку, поставила чайник. Он — молчал. Но чая она налила и ему тоже, поставила на стол чашку с колотым сахаром. Пили чай тоже молча.

— Проводи меня на улицу. В туалет мне нужно… Боязно одной.

Он накинул ей на плечи свою шинель. Она — приняла как должное.

Когда вернулись, он, так же молча, снова встал у форточки, закурил.

— Спать пошли! Хватит курить! И так уже… разбудили всех! — шептала раздраженно.

— Иди… докурю и приду!

Косов прихватил с собой шинель и вернувшись в комнату, кинул ее на пол, поближе к отодвинутому ближе к окну столу. Завалился на