Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кубе был убит в момент фактической гражданской войны в Минске, когда даже столица не могла обеспечить безопасность германским чиновникам. Спустя три дня, под ударами Красной армии, немцы оставили Смоленск — 25 сентября 1943 г., но угроза эта оказалась преждевременной, потому что Минск был взят русскими только 2 июля (3 июля. — Ред.) 1944 г. Во время гибели Кубе Розенберг был в руках своего нового директора Готтлоба Бергера, который вместо назначения такого человека из восточного министерства, как Арно Шикеданц, установил в Минске правление СС под началом генерал-майора фон Готтберга, бывшего начальником полиции в дни Кубе. Готтберг был связан с гнусными зверствами в ходе операции «Котбус» в предыдущем году. И все же он был более примиренческим по духу, чем Кубе. В конце 1943 г. Готтберг сформировал Белорусский центральный совет под председательством еще одного белорусского профессора из Польши, некоего Островского, которому было суждено скитаться по Германии вместе с другими изгнанными лидерами национального меньшинства в распадающемся рейхе 1945 г.
Однако Готтберг достиг успеха в вербовке значительного числа белорусов в вермахт, поскольку угроза возвращения Красной армии вынудила многих коллаборационистов избрать такой курс поведения. Было даже начато формирование белорусской дивизии СС, и 1 апреля 1944 г. Гитлер сделал Готтберга независимым от Лозе и подотчетным только Берлину. Но впереди оставалось лишь три месяца. Минск пал раньше, чем столица Остланда. Он был взят 2 июля (3 июля. — Ред.) 1944 г. в ходе самого сокрушительного прорыва германского Восточного фронта, который когда-либо совершала Красная армия. Так закончились три года германского правления в Белоруссии, но «правление» — слишком сильное слово. Если германское правление в странах Балтии было аккуратным, а на Украине — слишком жестоким, то в Белоруссии это был просто «закон джунглей».
Глава 5
Украина — нежелательный союзник
Интриги и проекты
Возвращаясь с аудиенции у Гитлера 17 марта 1941 г., Гальдер записал в своем дневнике, что Гитлер рассчитывает, что жители Белоруссии будут приветствовать германские войска с распростертыми объятиями, а украинцев и казаков он считал сомнительными людьми. И это предположение наилучшим образом демонстрирует неспособность Гитлера оценить истинную ситуацию в Советском Союзе. Может быть, казаки слишком заигрывали с немцами, предлагая им хлеб-соль, а украинские девушки уж очень радостно украшали танки захватчиков гирляндами цветов, но в Белоруссии не было ничего подобного. И каков бы ни был финальный исход войны, автономная Украина наверняка стоила нескольких полевых дивизий.
Почему же Гитлер отказался от этих возможностей? Ответ лежит глубже, чем в гитлеровской поверхностной жестокости. Если послушать германских писателей или школу ост-политики, то можно предположить, что альянс с украинским народом позволил бы им выиграть войну. В это можно поверить, только если допустить, что немцы при национал-социализме были способны удерживать при себе своих друзей, или предположив, что нашлись немцы, способные избрать тонкий, интеллигентный политический курс между соперничающими украинскими политиками. Оба этих предположения — пустые. Гитлер был ближе к пониманию реалий ситуации, несмотря на его удивительную ограниченность. Большинство суждений Гитлера по вопросам международной политики основывались на сведениях из газет, которые этот ефрейтор читал в Первую мировую войну (очередная глупость автора, рассчитанная на не очень грамотного читателя. — Ред.). Гитлер не был способен постичь меняющиеся модели, системы в истории (к сожалению, такие люди не развязывают, а разрубают гордиевы узлы. — Ред.). Для него ситуация была простой. Украинцы проявили себя как самая худшая инвестиция.
Гитлер помнил, что в 1918 г. кайзеровское командование Германии и имперское Австрии обожгло пальцы на Украине. Попытавшись защитить автономный режим, обращаясь с украинцами по справедливости (правда, ограбили, вывезя огромное количество продовольствия — при Скоропадском в Германию было вывезено 9 млн пудов зерна, 3,5 млн пудов сахара и много другого продовольствия и сырья. — Ред.), но с близорукостью, граничащей с тупостью, германский солдат был вынужден бежать из страны в сопровождении пролетавших рядом с ушами обломков кирпичей, и еще хорошо, что сумел вообще уцелеть в немыслимом водовороте анархии. Кайзеровское командование с неохотой согласилось на этих союзников, и пришлось об этом пожалеть. В феврале 1918 г., когда большевики запросили мира в Брест-Литовске, присутствие украинской делегации было для немцев почти таким же неприятным, как и Ленина (Ленина здесь не было, был посланный им Иоффе. — Ред.) и Троцкого. А избранные украинские лидеры склонялись либо к монархизму, либо к большевизму. В обоих случаях они стали империалистическими и антигерманскими. Наконец, когда поддерживаемые Германией вожди были свергнуты своими собственными соотечественниками, многочисленные украинцы стали воевать как с русскими, так и с немцами, и каждый гетман или Махно и ему подобные выкраивал в мире грабежа кусок для себя.
Перед революцией украинская оппозиция русскому правлению не была решительной. Напротив, украинские подданные Габсбургской монархии чувствовали себя близкими по крови, чтобы приветствовать русских как освободителей. (Большинство украинцев всегда ощущали себя частью триединой русской нации. Галиция вошла в состав Австрийской империи в ходе разделов Речи Посполитой (при первом разделе в 1772 г.). — Ред.) В 1915 г., когда краткая оккупация (освобождение. — Ред.) русскими Галиции закончилась, отступлению русских препятствовали толпы местных жителей, не хотевших возвращаться под правление Габсбургов. В самой Галиции австрийских освободителей так плохо приветствовали, что те были вынуждены устроить концентрационные лагеря. В 1917 г. немцы и австрийцы держали 700 тыс. украинских военнопленных. Это стало резким контрастом осени 1941 г., когда были освобождены десятки тысяч пленных украинского происхождения, многие из них стали выполнять функции германских полицейских войск. В Первую же мировую войну для службы в прогерманском Украинском легионе удалось завербовать только 2 тыс. человек. Из одного только страха перед большевизмом в 1918 г. была созвана Украинская рада для переговоров с немцами и австрийцами.
В 1918 г. немецкие штыки не смогли удержать Раду у власти или остановить продвижение большевиков. Для Гитлера с его презрением к дому Габсбургов, которых он считал наполовину славянами и целиком продавшимися славянским интересам, этот провал имел важное значение, поскольку