Были случаи некоторого вооруженного сопротивления венграм со стороны украинцев, но гитлеровская акция принесла дивиденды. Гитлер рассеял опасения Венгрии, Польши, Советского Союза и Италии одним-единственным жестом. Что касается украинцев, то они впервые увидели два лица германской политики и могли ожидать большего.

Канарис старательно пытался сложить кусочки калейдоскопа. Многие из сторонников Волошина нашли убежище в польско-украинском батальоне, обучением которого у оз. Кимзе (Бавария) занимался Канарис и который принял участие во вторжении в Польшу через шесть месяцев. Неудивительно, что украинцы в оккупированной Польше помнили о Карпатской Рутении, и они оказали немцам куда более сомнительное гостеприимство в Восточной Галиции, чем то, с каким их принимали в Советской Украине. Неудивительно, что более радикальная часть подпольных частей ОУН, сражавшихся с польским правительством еще с начала 1920-х гг., была готова воевать и с немцами. В любом случае немцы не так долго пробыли в Восточной Галиции, чтобы прийти к соглашению с украинским национализмом, потому что по секретному протоколу к пакту о ненападении, заключенному между Молотовым и Риббентропом 23 августа 1939 г., вся Галиция к востоку от реки Сан, включая западноукраинскую метрополию Львов, должна была быть передана русским.

Риббентроп, видимо, считал, что русские не станут требовать выполнения всего протокола, и, когда 25 сентября Сталин потребовал отдать Львов (характерный авторский ляп. Уже 22 сентября польский гарнизон Львова капитулировал перед частями Красной армии. — Ред.), это стало почти смертельным ударом по украинским планам, которые он вынашивал с адмиралом Канарисом. С надеждами Риббентропа можно ознакомиться по записям, которые вел Канарис во время разговора между Риббентропом и Кейтелем в вагоне Гитлера в Иллнау 12 сентября. Советские войска еще не вошли в Восточную Польшу, и Риббентроп, видимо, странным образом недооценил жесткость Молотова. При подготовке к созданию независимого украинского государства в Галиции Риббентроп собирался договориться с Мельником и ОУН об организации украинских отрядов, которые сожгут все сельские поселения поляков и перебьют всех евреев, «при условии что эта договоренность придется по душе Советскому Союзу».

После совещания Кейтель заявил Канарису, что он практически собирается переслать это полусырое предложение в армейское командование как директиву. Но видимо, в этот момент в салон вагона вошел Гитлер, и последовавший за этим разговор не был записан Канарисом, ибо директива Кейтеля командованию армии, утвержденная Гитлером, имела значительно более мягкий характер. Она разрешала радиовоззвания к украинскому народу со стороны отдела пропаганды вермахта, но в этой прокламации не содержалось призыва убивать и грабить неукраинцев. В ней просто говорилось, что германская армия не имеет враждебных намерений по отношению к украинскому населению Польши.

Секретный дополнительный протокол к московскому Пакту о ненападении, который Риббентропу пришлось подписать в Москве 28 сентября 1939 г., обязывал германское правительство «подавлять любую агитацию на ее территории, которая затрагивает территорию другой стороны договора». Риббентроп, соответственно, отказал в официальной поддержке Мельнику и ОУН со стороны министерства иностранных дел, а Канарису было запрещено вмешиваться, но Мельнику было разрешено остаться в Берлине. Более одного года украинская националистическая деятельность находилась под запретом; но зимой 1940 г., благодаря подготовке плана «Барбаросса», ОУН вновь оказывается на сцене. В Нойхаммере близ Лейпцига Канарису было разрешено заняться обучением нового батальона для его диверсионного полка «Бранденбург». Он комплектовался из попавших в плен польских солдат украинской национальности и носил название «Нахтигаль» (по-немецки соловей. — Пер.). Командиром его был тот же офицер разведки, которого Канарис пошлет в июле 1941 г. на встречу с Райнеке и Мюллером, — австрийский бригадир Эрвин Лахузен. Первоначально планировалось посылать этот батальон впереди германских войск с целью захвата туннелей и мостов. Другие члены ОУН, не носившие формы, должны были провоцировать сопротивление русским среди украинского населения. Для этой цели Канарис потребовал дать ему менее статичную личность, чем Андрей Мельник. Поэтому он поддерживал вторую и соперничающую с ОУН организацию и ее нового лидера. Были распахнуты ворота варшавских тюрем, и на свободу вышли галицийские горячие головы, а среди них — некий капитан Степан Бандера, который сидел под замком с 1934 г. за свое участие в убийстве польского министра внутренних дел. Являясь раскольнической партией — ОУН-Б, сторонники Бандеры скоро сформировали оппозицию политике Мельника, ориентировавшегося на тесное сотрудничество с немцами. Во время оккупации Советской Украины ОУН-Б сражалась против ОУН-М почти непрерывно. Фактически они использовали свое немецкое оружие против немецких же чиновников, советских партизан и своих собственных соотечественников.

Риббентроп и Канарис могли бы поразмыслить перед тем, как открывать «ящик Пандоры», и о том, что в истории, когда она повторяется, бывает разобраться не легче, чем до этого. Более того, нельзя брать в союзники даже таких людей, как эти, без клятвенного обещания, несмотря на то что ни Верховное главнокомандование, покровительствовавшее этой авантюре, ни министерство иностранных дел не имели никаких причин предполагать, что Гитлер уважает какие-либо клятвы вообще. И если им нужна была поддержка украинского народа после аннексии страны, не очень хорошо было начинать с заточения его политических лидеров.

Это фактически и произошло после хаоса, последовавшего за германской оккупацией Львова. Город был взят после восьми дней ожесточенных приграничных боев. На таком жестоком и тупом, каким было германское правление в оккупированной Советской Украине, советское правление в Галиции в 1939–1941 гг. могло только зарабатывать очки. Начав ухаживать за украинцами за счет поляков, во многом так, как планировал и Риббентроп, русские (советские органы) приступили к искоренению украинских классов собственников и интеллигенции — почти нет сомнений, что немцы сделали бы точно так же. Кроме того, как только немцы пересекли границу 22 июня 1941 г., около трех-четырех тысяч граждан Львова было схвачено НКВД в облаве и брошено в тюрьму. 25 июня, через три дня после начала войны, когда уже было очевидно, что русские сдадут город, была совершена неудачная попытка освободить пленников. В ответ НКВД расстрелял их всех, покинув город слишком быстро для того, чтобы вывезти трупы из тюрем.

Немцы вошли во Львов 30 июня, и среди передовых частей — специальные команды тайной полиции Гейдриха. Первой заботой этих команд была организация погрома, который вспыхнул 2 июля. Фотографии тел, найденных в тюрьмах, выставлялись в витринах магазинов, а погром был представлен как акция «Петлюра» в честь одного из самых сомнительных национальных героев, убитого евреем в 1926 г. Несколько членов Берлинского комитета Мельника сопровождали команды Гейдриха, а уцелевшие люди рассказывали, что украинские националисты с «жовто-блакитными» (желто-голубыми) повязками на руках принимали активное участие в этом погроме. Но этот вид торговли легендами — весьма деликатный взрывчатый материал, потому что скоро город наводнили члены ОУН-Б, которые не были настроены на сотрудничество с немцами.