Создано ее рукой. Ее разумом и сердцем. Она чувствует это, как чувствует каждый мазок на каждом полотне в этой комнате.

Чувствует силу и гордость, муки и радость творчества.

— Я могу! — Охваченная безумной радостью, она продолжала наносить маски. — У меня все получается!

Радость была непередаваемой, и она наслаждалась этим чувством. Теперь она знала, какие краски смешать, чтобы получить нужный тон, когда делать широкий мазок, а когда переходить к мельчайшим деталям.

Знала, как создавать свет и тень, чтобы у зрителей сложилось впечатление, что они сами могут пройти по тропинке и войти в дом, который ждет их.

И тут по ее щекам потекли слезы.

— Это не настоящее.

— Но может стать настоящим.

Она резко обернулась. Кисть со стуком упала на пол, разбрызгивая краску.

Он стоял рядом, освещенный яркими лучами солнца, но оставался темным. Черные блестящие волосы рассыпались по плечам и чем-то напоминали крылья. Глаза серые, как гранит. Высокие скулы, впалые щеки, прекрасно очерченные губы.

«Красавец…» — подумала Мэлори. Но разве он может быть красивым?

— По-твоему, я похож на демона? На воплощение ночного кошмара? — Насмешка лишь усиливала его очарование. — Это вовсе не так. Они говорили обо мне плохо, да?

— Ты Кейн. — В ней ожил страх, холодными пальцами стиснул горло. — Ты украл души у трех принцесс.

— Тебя это не должно тревожить, — голос тоже был чудесный — мелодичный, убаюкивающий. — Ты обычная женщина, смертная. Ты ничего не знаешь обо мне и о моем мире. Я не желаю тебе зла. Наоборот. — С грацией танцовщика он прошел по комнате. Ноги в мягких сапогах ступали неслышно. — Это все создала ты.

— Нет.

— Да. И ты это знаешь. — Он поднял холст и стал внимательно рассматривать русалку на утесе. — Ты помнишь, как писала эту картину. И другие тоже. Ты знаешь радость творчества. Искусство превращает людей в богов. — Кейн положил холст на место. — Или их делают богами женщины. В моем мире мы все художники и поэты, волшебники и воины. Хочешь сохранить эту власть, Мэлори?

Она смахнула слезы и снова посмотрела на свои работы.

— У тебя будет все, и даже больше. Мужчина, жизнь, о которой ты мечтала, семья. Я дам тебе их. Помнишь ребенка, которого ты держала на руках? Все это может стать реальностью, принадлежать тебе.

— И какая же цена?

— Совсем небольшая. — Кейн прикоснулся к ее мокрой щеке, и слеза, которую он смахнул, вспыхнула на кончике его пальца. — Тебе нужно остаться в этом сне. Засыпать и просыпаться в нем, гулять, говорить, любить. Все твои желания исполнятся. Совершенный мир — без боли, без смерти.

Она с трудом выдохнула.

— В этом сне нет ключей.

— Ты умная женщина. Зачем тебе ключи и полубогини, дочери земной женщины, которых ты не знаешь? Зачем рисковать своей жизнью и жизнью тех, кого ты любишь, ради глупых девчонок, которые не должны были появиться на свет? Неужели ты откажешься от мечты ради этих незнакомок?

— Мне не нужен сон. Мне нужна жизнь. Я не променяю ее на иллюзии.

Лицо Кейна побелело, а глаза почернели.

— Тогда потеряй все!

Она закричала, увидев протянувшиеся к ней руки, а затем еще раз, от пронзившего тело холода. Потом она почувствовала толчок и проснулась в собственной постели, жадно хватая ртом воздух.

Мэлори услышала громкий стук в дверь и крики. Охваченная ужасом, она вскочила с кровати и, спотыкаясь, бросилась в гостиную. За стеклянной дверью, ведущей во внутренний дворик, она увидела Флинна, собиравшегося разбить стекло стулом.

Мэлори отперла дверь и широко распахнула ее. Флинн отбросил стул.

— Кто здесь? — Он схватил Мэлори за плечи, приподнял и переставил в сторону. — Кто тебя обидел?

— Здесь никого нет…

— Ты кричала. Я слышал, как ты кричала! — Он сжал кулаки и решительно прошел в спальню.

— Мне приснился кошмар. Дурной сон. Я одна. Мне нужно сесть. — Она, еле передвигая ноги, дошла до дивана, оперлась на подлокотник и медленно опустилась на него.

Флинн видел, что у Мэлори дрожат колени. Она кричала так, словно ее рвали на части. Ужас, который он сам испытал прошлой ночью, не шел ни в какое сравнение с чувством, испытанным тогда, когда он стоял по ту сторону запертой стеклянной двери.

Флинн принес из кухни стакан воды.

— Выпей. Только медленно.

— Через минуту все пройдет. Я проснулась и услышала стук в дверь, крики… У меня все смешалось в голове.

— Ты дрожишь. — Оглянувшись, Флинн заметил мохнатое покрывало. Он обернул им плечи Мэлори и сел рядом с ней на диван.

— Что тебе приснилось?

Она покачала головой.

— Нет. Сейчас я не хочу об этом говорить и даже думать. Мне нужно побыть одной. Уходи.

— Сегодня я слышу эти слова уже во второй раз, но теперь тебя не послушаю. Сейчас позвоню Джордану и предупрежу, что останусь тут на ночь.

— Это моя квартира. Никто не может остаться тут без приглашения.

— Ошибаешься. Иди ложись в постель. Я приготовлю тебе суп или еще что-нибудь.

— Мне не нужен суп! И ты мне не нужен! Не хочу, чтобы надо мной тряслись.

— Чего же ты хочешь, черт возьми? — Он вскочил, дрожа от ярости и отчаяния. — То ты набрасываешься на меня, клянешься в любви и говоришь, что хочешь не расставаться со мной всю жизнь, то прогоняешь. Я до смерти устал от женщин, от их противоречивых сигналов, капризов и требований! Сейчас ты будешь делать то, что я скажу! Отправляйся в постель! А я приготовлю что-нибудь поесть.

Мэлори не отрывала от него взгляда. С ее губ готовы были сорваться резкие, обидные слова, но их смыло слезами.

— О боже! — Флинн закрыл лицо руками. — Молодец, Хеннесси! Принимай поздравления.

Он отошел к окну и молча смотрел во двор, пока Мэлори плакала за его спиной.

— Прости. Я не знаю, что с тобой делать. Не могу понять. Если хочешь, чтобы я ушел, пожалуйста. Позвоню Дане. Но одну я тебя не оставлю.

— Я тоже не знаю, что с собой делать… — Мэлори достала из ящика стола пачку салфеток. — Если я и подавала противоречивые сигналы, это не специально. — Она вытерла лицо, но слезы все текли и текли по щекам. — Я не капризная… Во всяком случае, никогда не была капризной. И, черт возьми, я не знаю, что от тебя требовать! Я уже не знаю, что требовать от себя самой… Я боюсь. Боюсь того, что происходит вокруг меня и внутри меня. Я боюсь, потому что не знаю, где заканчивается реальность и начинается сон. Я не уверена, что ты действительно стоишь там, у окна.

Флинн вернулся и снова сел рядом с Мэлори.

— Я здесь. — Он взял ее за руку и крепко сжал. — Настоящий.