Максим потряс головой. Все-таки надо было поосторожнее, особенно после вчерашнего. На старые дрожжи-то — совсем нехорошо. Зато спал как убитый, никаких тебе больше видений и бесед с потусторонними личностями.

А теперь — нечего время терять! И так вон уже полдвенадцатого… Максим встал, оделся, в ванной долго плескал на лицо холодной водой. Прошелся по квартире — никого. Только Малыш лениво вильнул хвостом и посмотрел на него с легкой укоризной, как будто сказать хотел: вольно ж тебе, хозяин, по ночам колобродить!

Куда все-таки Наташка подевалась? В доме все чисто прибрано — и пусто. Максим уже начал тревожиться, когда увидел на кухонном столе записку, прижатую сахарницей.

«Мы с Арменом уехали в дом отдыха. Будем послезавтра, не волнуйся».

Максим чуть усмехнулся, разбирая строчки, явно написанные второпях на листке, вырванном из еженедельника. Ага, уехали… Интересно, на чем? На палочке верхом? Машину-то сосед разбил!

А главное — куда? Этого Наташка не сообщила! Максим стоял с листком в руке и негодовал, но скоро остыл. Куда, куда… Глупый вопрос, конечно! Пансионатов и домов отдыха в Подмосковье немало, выбор огромный, были бы деньги. Армен с Наташей могли и сами не знать, куда собираются, просто поехать наудачу и остановиться, где больше понравится. Им теперь хочется вдвоем побыть, это понятно. Так чего не сделаешь, если любишь!

Ну и хорошо, хоть удастся поработать в тишине и спокойствии.

«В предрассветный час, когда звезды в небе уже померкли, а ночная темнота сменилась серыми сумерками, Автар беспокойно метался в своей постели на шелковых простынях. Он очень устал за эту долгую ночь, и масло в светильнике выгорело до самого донышка, но лишь сейчас ненадолго сумел забыться кратким и тревожным сном. Напрасно он просидел столько времени над свитками и книгами покойного Аскера Гледана. Ветхие от старости страницы, рассыпающиеся в прах под руками, ни на йоту не приблизили его к разгадкам тайн, которых слишком уж много накопилось за эти дни.

Где он все-таки ошибся? Почему Грозный Дух не ответил на его призыв? И почему воины Кастель-Тарса так легко отдали крепость врагу? Откуда взялся этот Маран, о котором теперь так много говорят в Мокерате? Кто он такой и зачем здесь? Что-то упорно не складывалось, и даже Запретные Книги ничуть не помогли.

Автар застонал и выбросил руку вперед, будто защищаясь от чего-то. Лицо его исказила гримаса, лоб покрылся крупными каплями пота. Ему снилась Сьенна, большой зал, где обычно занимались самые маленькие, не достигшие еще Первой ступени. Почему-то светлый, просторный зал, облицованный деревом, где всегда пахло воском и яблоками, на этот раз выглядел сумрачным и неуютным. Автар снова ощутил себя учеником-приготовишкой, маленьким, беспомощным и беззащитным.

Перед ним, скрестив руки на груди, стоял Аммий — самый первый его Наставник. Тот, что когда-то отобрал его из многих крестьянских ребятишек, играющих в пыли за околицей, разглядев на его челе знак Особой Судьбы, и за руку привел в Сьенну. Впервые за долгие годы Автар вспомнил себя ребенком, вспомнил, как рыдал горькими слезами, когда чужой человек уводил его прочь из отчего дома, и даже родители не смели вмешаться — с Судьбой не спорят!

Слезы быстро высохли — Аммий прекрасно умел находить общий язык с малышней, и совсем скоро Автар готов был раскрыв рот слушать обожаемого Наставника и выполнять все, что он прикажет. Оказалось, что Особая Судьба — это очень даже неплохо. По крайней мере, учить заклинания и разбирать целебные травы было куда интереснее, чем пасти гусей на общинном лугу, время от времени получая от старших хорошую трепку за излишнюю мечтательность и рассеянность, как это с ним нередко бывало.

Но сейчас широкое, добродушное лицо Наставника выглядело суровым, как будто он был сильно недоволен своим учеником. Автар точно знал, что справедливо, и вновь горько плакал, протягивая к нему закованные руки:

— Видишь, Наставник? У меня нет больше Силы!

Но нет милосердия во взгляде Наставника, напротив — он смотрит осуждающе, как на нерадивого школяра, прогулявшего урок. Он качает головой и говорит сурово:

— Нет больше Силы, говоришь? Но ведь разума и души у тебя никто не отнял.

— Что же мне делать?

Наставник не произносит ни слова более, только бросает перед ним какие-то разноцветные кусочки. Автар наклонился — и узнал частицы головоломки «стале» — любимой забавы малышей в Сьенне. В часы досуга Аммий любил рисовать забавные картинки на дощечках ясеневого дерева, но никому их не показывал.

— После, после узнаете! — говорил он, лукаво улыбаясь, потом распиливал свое творение на мелкие части и предлагал собрать снова. Автар навсегда запомнил это удивительное чувство, когда после долгих часов упорной работы из разноцветных кусочков дерева складываются замки, драконы, лики прекрасных принцесс и мудрецов древности, про которых они читали в книгах.

И сейчас кусочки головоломки — единственное яркое пятно в серо-сумрачном колорите зала. Он садится на полу, собирает их и старательно начинает складывать…»

Рядом на тумбочке зазвонил телефон. Чертыхнувшись про себя, Максим оторвался от компьютера и потянулся к трубке.

— Привет, Ромен Роллан! — услышал он рокочущий, жизнерадостный Лехин голос. — Как жизнь, как дела?

— Да ничего себе, потихоньку, — осторожно ответил Максим. Рассказывать Лехе о том, как его дела обстоят в действительности, совершенно не хотелось. Поэтому он предпочел сменить тему и спросил: — Сам-то как? И почему не на даче? Погода-то шепчет, и воскресенье сегодня.

На том конце провода повисло молчание. Неужели и у Лехи что-то стряслось?

— Да был я там, — неохотно буркнул он, — вчера вечером вернулся.

— Что ж так?

— Представляешь, барышню пригласил. Вроде все ничего, дела на лад шли, мы уже на диване обнимались, и тут она бац — колечко нашла! Между подушек завалилось. Как отыскала только… Ну, в общем, сразу — слезы, крик, допрос с пристрастием — кто, мол, да что. Чуть мне всю физиономию когтями не искровянила.

Максим вспомнил диван у Лехи в гостиной, на котором они с Верочкой спали всего неделю назад. Хороший был диван, просторный… Скрипел только сильно. Эх, Верочка, Верочка! Он сжал зубы, пытаясь заглушить боль в сердце.

— Эй, ты слышишь меня? — забеспокоился Леха.

— Да, да, все слышу!

— Ну вот. Дикая совсем попалась девушка! И ногти еще, как назло, сантиметра по два длиной. Веришь, испугался даже.

— Ну а ты что?

Максим представил себе на минуту спокойного, основательного Леху рядом со взбалмошной девицей — и пожалел его от души.

— А что я? В машину посадил, в Москву отвез, у дома высадил и говорю — гуд-бай, мол, май лав! Любовь прошла, завяли помидоры.

— Да… Сочувствую.