– У вас дома очень мило, – сказала Мэй Кристиану. – И ваши родители очень любезны. Но все равно мне не по себе. Я чувствую себя обманщицей!

Услышав эти слова, Уолтер внезапно успокоился. Какое бы платье Мэй ни надела, в глубине души она все равно оставалась прежней – той, которую он так любил.

– Вам удалось поговорить с Адером? – спросила Мэй.

– Как Ам… то есть баронесса Корф и предполагала, стоило мне заговорить о полетах, как он стал отвечать общими фразами, – заметил молодой человек. – Будем надеяться, что ей удалось узнать куда больше.

– Мне почему-то кажется, – сказал Уолтер, – что у нашего кардинала все должно получиться. – Он улыбнулся Мэй и тайком взял ее за руку.

«Однако! – Гастон де Монферье, наблюдавший эту сцену, едва не уронил свой монокль. – Кристиан позволяет этому мужлану держать ее за руку! Ну, быть ему рогатым! Нет уж, будь моя воля, я бы на километр не подпускал таких… кузенов!»

Однако Мэй, совершенно забыв о своей роли, тепло улыбнулась Уолтеру в ответ. А когда она повернула голову, произошло нечто ужасное.

В дверях она увидела бабушку Клариссу.

…В сущности, раньше все было просто. На одной стороне была она, Кларисса Фортескью, в первом браке – Уинтерберри, во втором – Бланшар, наследница маршала Поммерена и в силу денег – особа весьма значительная. На другой стороне были ее жадные родственники.

Они слали ей слезные письма, кляузы, льстивые поздравления с праздниками – это они-то, которые раньше не писали ни слова и привыкли считать ее мертвой, потому что им так удобно. Но едва она разбогатела, как они сочли ее более чем достойной родней – и стали ей досаждать.

Она уничтожала большинство писем, не читая, и хохотала над теми, которые ей доводилось прочесть. А потом стали являться просители – один за другим. Ее внуки, черт бы их побрал.

Конечно, они были вежливы. Они осыпали ее комплиментами и клялись в преданности, но на их лицах она читала одно и то же: «Когда же ты наконец загнешься? Когда мы получим твои денежки?»

И оттого она избавлялась от них, методично и упорно, как от сорняков, которые забрались в ее прекрасный райский сад, где сама она была и Евой, и змеей, и запретным плодом. А потом среди сорняков оказалось совершенно неизвестное растение, и Кларисса растерялась.

История с экспрессом «Золотая стрела», нападением на Мэй и ее поспешным отъездом в обществе баронессы Корф, которую Кларисса не без оснований считала чрезвычайно подозрительной особой, совершенно выбила старую даму из колеи. Сначала она, разумеется, сказала Бланшару:

– Уехала – ну и ладно! Жаль, конечно, что мне не пришлось ее выпроваживать. Я бы придумала что-нибудь новенькое!

В тот день она купила себе очаровательного пекинеса, чтобы позлить одну надменную принцессу, у которой тоже была собачка этой породы, и заказала две дюжины павлинов для сада. А потом она как-то незаметно для себя оказалась в комнате Мэй. Та уехала впопыхах и большую часть вещей оставила в своей комнате.

Клариссе была неведома щепетильность – во всяком случае, по отношению к людям, которые имели наглость претендовать на ее наследство. Поэтому через полчаса она добралась до записной книжки, покрытой невнятными каракулями про убийства и трупы, почему-то мушкетеров и кардинала Ришелье, а также прочитала два письма к некой Флоре.

– Юбер! – запричитала Кларисса, выходя из спальни с записной книжкой в руках. – Юбер, моя внучка – сумасшедшая! Она пишет кому-то, кому хочет пришить руки! И еще ее подругу, оказывается, роняли из окна!

Адвокат выслушал перевод писем Мэй на французский и задумался. Острый логический ум, как всегда, помог ему отыскать самый правдоподобный ответ.

– Все очень просто, – сказал он наконец. – Она пишет кукле.

– Юбер! Ты сошел с ума? – возмутилась Кларисса.

– Я бы сказал, это вполне в твоем духе, – отозвался адвокат. – Ты что, не разговариваешь иногда со своим портретом, на котором тебе двадцать пять лет?

– Мало ли с кем я разговариваю, – сварливо отозвалась Кларисса, – все равно, писать кукле ненормально! И что это за заметки об окровавленных ножах, кардинале, который будто бы все знает, и убийстве? Не нравится мне все это!

Бланшар нахмурился.

– Мне кажется, – сказал он наконец, – твоя внучка попала в какую-то историю.

– Но почему она мне ничего не сказала? – вскричала Кларисса.

– Просто она убеждена, что ты ее, гм, не слишком жалуешь, – тактично ответил адвокат.

Кларисса задумалась.

– Я вовсе не обязана ее выручать, – промолвила она наконец. – И вообще, она ни о чем меня не просила. Так что мне все равно, что там произошло.

Однако Бланшар видел, что ей вовсе не все равно. Через некоторое время Кларисса вновь вернулась к этой теме.

– Юбер! Кто это сказал, что в наших детях мы любим не их достоинства, а свои недостатки?

– Ты, – ответил адвокат, не моргнув глазом.

– Я помню, это был кто-то из моих друзей, – пожаловалась Кларисса, – но не помню, кто. Старость! Цитируешь неизвестно кого и считаешь себя умной, потому что забыла, у кого подслушала фразу. Юбер!

– Да, дорогая?

– Когда привезут моих павлинов?

– Обещали через неделю. Быстрее я не смог.

Кларисса поглядела на печальную мордочку пекинеса и посадила собачку себе на колени.

– И зачем я завела собаку? – пожаловалась она. – Наверняка она будет гонять павлинов.

– Она же совсем маленькая, – удивился Бланшар. – Но ты же не из-за нее беспокоишься, верно?

– Я ни о чем не беспокоюсь, – ответила Кларисса с металлом в голосе, и муж почел за благо оставить эту тему.

А потом она стала собираться и велела взять два билета на экспресс до Парижа.

– Мне не нравится эта баронесса, – заявила Кларисса. – И вообще мне все не нравится! Уж я-то разберусь, что да как!

И, едва сменив одежду и наведя кое-какие справки, отправилась разбираться.

По правде говоря, Кларисса ожидала чего угодно. Но увидеть Мэй в бальном платье и бриллиантовой диадеме, Мэй, увешанную драгоценностями, как елка конфетами, Мэй в самом чопорном, самом неприступном доме Сен-Жерменского предместья – это что-то неописуемое.

С точки зрения Клариссы, Мэй еще могла получить платье по дружбе или по знакомству – хотя, сколько помнила старая дама, туалеты от Дрекола никому просто так не дают. Но украшения, сверкавшие на девушке, пробудили в бабушке самые мрачные предчувствия, потому что по опыту Кларисса знала, что обрести такие драгоценности честным путем может только любимая дочь богача или нелюбимая, но законная супруга. Поневоле старой даме пришлось подозревать, что ее внучка или ограбила ювелирный магазин, или продалась богачу, что ничуть не лучше, так как означало, что она, Кларисса, совершенно в ней ошиблась. Ноздри старой дамы трепетали от негодования, глаза сверкали. Возле нее Бланшар, весь взмокший от напряжения, держал руку на кармане, где на всякий случай носил нюхательную соль. Раньше в ней не возникало нужды, но теперь, когда адвокат видел выражение лица жены, он не сомневался, что она или упадет в обморок, или закатит грандиозный скандал.