– Вы нам еще пару девочек подберите, чтоб ему не скучно было одному. Ага?

– Это вряд ли, – хихикнула продавщица. – Сейчас нерест, всех самок на икру поотбирали.

– Ну а вдруг? – заговорщицки подмигнул ей Лямзин, и женщина, зардевшись, быстро выловила две среднего размера рыбки и торопливо сунула в кулек.

– Держите, – кокетливо хлопнула она глазами и наклонилась, продемонстрировав пышное декольте.

– Пойдем, милый, нас наверняка уже дети заждались, – широко улыбнувшись, мурлыкнула Таисия.

– Что ты плетешь, какие дети? – попытался возмутиться он, но Таисия одарила его таким красноречивым взглядом, что майор тут же смолк.

В молчании они прошествовали к машине, уселись, и тут Эдуард не выдержал.

– Тая, ну, Тая! – жалобно заныл он. – Ты что, к продавщице приревновала, да?

– Нет, – взвилась Таисия, – я к твоему тону приревновала. Надо же уметь так про дурацкую рыбу сказать, чтоб женщина готова была сразу в койку к тебе прыгнуть!

– Да откуда ты знаешь, на что она готова была? – возмутился Лямзин. – У нее что, на лбу это было написано?

– Вот именно, на лбу. И на остальных выступающих частях тела. И вообще, я не против твоего флирта со всякими-разными дамами, только постарайся заниматься этим без меня. То есть в мое отсутствие.

Таисия демонстративно надула губки и задрала нос.

– Тая, ну не сердись, – заканючил Лямзин. – А хочешь, мы форель прям сейчас испечем, вот где-нибудь здесь, на берегу реки?

– Не хочу.

– Почему? – искренне огорчился Лямзин, которому страшно хотелось есть, и ссора с Таисией только добавляла ему аппетита.

– Потому что я, в отличие от некоторых прожорливых индивидуумов, за корку хлеба не продаюсь.

– А за две? Ой, то есть я хотел сказать: за жареную форель?

Эдуард быстренько свернул к реке, и машину затрясло на прибрежных кочках и рытвинах. Таисии хотелось сказать в ответ что-нибудь язвительное, и она даже открыла было рот, но от тряски прикусила себе язык и смолчала. Между тем Лямзин остановил машину и, поспешно выскочив из нее, принялся собирать хворост. Потом сложил костер, соорудил из камней мангал и достал из багажника решетку.

– Однако… – только и смогла вымолвить Таисия, наблюдая за его действиями. – Какой ты, оказывается, шустрый!

– Я еще и добрый, – согласился Лямзин.

Он вымыл форель, выпотрошил ее, натер солью и перцем и потрусил к реке мыть руки.

– Тая, – крикнул он, забравшись на большой круглый валун, расположенный довольно далеко от берега, – тащи-ка ко мне зелень, я сполосну. О, гляди-ка, птичка прилетела… И не боится совсем.

Таисия достала петрушку и кинзу и с сомнением окинула взглядом расстояние от берега до камня:

– Далеко слишком, вряд ли я дотянусь.

– Тогда бросай.

– Упадет в реку и унесет течением.

– Тогда залезай сюда, – ухмыльнулся Лямзин, – мы с голубкой подвинемся.

– Еще чего! – фыркнула Таисия. – Не собираюсь я третьей к вам пристраиваться. И вообще, не хватало еще мне в горной осенней речке искупаться. Так можно и воспаление легких подхватить.

– Да ладно тебе… Лезь сюда, смотри, как это легко, – подбодрил ее Лямзин, вставая во весь рост и делая шаг навстречу.

И тут нога его подвернулась, он не удержался и полетел в студеную воду.

– А! – заорал Эдуард, выпрыгивая на берег, как черт из табакерки, и на ходу сдергивая с себя мокрую одежду.

– Действительно, очень легко, – глубокомысленно изрекла Таисия, – теперь я и сама вижу. А руками ты чего так сильно махал, когда падал? Взлететь хотел?

– Гы-гы-гы… – передразнил ее Лямзин. – Интересно, что бы ты делала, если бы падала?

– Прежде всего я бы туда не пошла.

– Пошла бы, не пошла… – забормотал Эдуард. – Это почему же? А если бы я очень хорошо попросил?

– Все равно. Что у меня, головы своей нет, что ли?

Лямзин вдруг застыл и уставился в пространство.

– А ведь странно, что и одна с ним пошла, и другая… Такие разные все…

– Не иначе как птичий грипп подхватил, – покачала головой Таисия, демонстративно трогая лоб майора. – Вот что значит с голубками целоваться!

– Стоп, подожди, – отстранился тот. – Что-то во всем этом есть, но никак не пойму – что.

– В чем?

– А, ладно, проехали. Давай одежду сушить, не ехать же мне обратно мокрым.

Они повесили джинсы и рубашку рядом с огнем и сели на камни. Первой нарушила молчание Таисия:

– Что думаешь потом делать?

– Когда – потом?

– После того как съедим форель.

– Мы ее еще даже жарить толком не начали, – укоризненно покачал головой Лямзин, – а ты уже думаешь, что будет, когда мы ее съедим.

– А что здесь такого? – искренне удивилась Таисия.

– Да просто наслаждайся минутой! Когда еще на берег горной реки попадешь? Посмотри, какие буруны вон от того огромного валуна… Знаешь, если долго фотографировать, как волны кипят на порогах, то можно увидеть морского царя.

– Шутишь.

– Вполне серьезно. Он с длинной бородой и с короной на голове. Кстати, хочу сегодня еще успеть в букинистический магазин на Советской. Хороший такой магазинчик, я иногда в нем настоящие раритеты выкапываю. Надеюсь, ты к книгам, не равнодушна?

– Куда ж я от тебя денусь, можно подумать, у меня есть выбор? – огрызнулась Таисия.

– Ладно, – миролюбиво откликнулся Лямзин, – не хочешь со мной – отправляйся в гостиницу.

– Вот еще! – фыркнула она. – Я лучше с тобой поеду.

– Договорились.

На Советской улице радовались жизни цветы. Желтые, красные, фиолетовые, в обрамлении зеленой и сангиновой листвы, они представляли собой неистовое буйство красок. Таисия ковырнула пальцем гранит на высокой вазе-клумбе, понюхала цветок и тут же оглушительно чихнула.

– Ты поосторожней, – забеспокоился Лямзин, – а то еще аллергия от пыльцы начнется.

– Да вроде бы никогда не было, – гундосо возразила Таисия и тут же опять чихнула.

– Ну все, – пессимистично прогнозировал Эдуард, – теперь будет.

Они спустились в подвал, прошли по пыльному бетону, и Таисия опять расчихалась. И прогнусавила:

– Я пойду, на лавочке посижу. Рядом, во дворе.

– Ага, хорошо, – кивнул Лямзин, который мыслями уже был далеко.

Он прошел в один зал, окинул взглядом полки, полные беллетристики, в другом поднял несколько книг с пола, рассматривая их, потом присел на корточки и начал методично перебирать. Вскоре около него выстроилась внушительная стопочка, и он, вздохнув, оставил только две: «Долгую воскресную помолвку» Жапризо и великолепный подарочный экземпляр «Бесов» Достоевского с иллюстрациями Ильи Глазунова. И тут его взгляд упал на тоненькую голубенькую брошюрку, сиротливо лежавшую в стороне: Китаев. Гипноз и преступления.