далеко не каждый мужчина готов взять на себя ответственность не только за женщину, но и за ее ребенка.

Я это на практике поняла, когда однажды за мной очень активно ухаживал мужчина, случайно забредший в наш салон на стрижку. Он засыпал меня цветами, приглашал на свидания и всячески показывал свою заинтересованность. Ровно до момента пока я не сказала, что у меня есть сын. В ту же секунду энтузиазм ухажера исчез, словно его и не было, а мой донжуан, старательно подбирая слова, пытался объяснить мне, что разведенка с прицепом – не его целевая аудитория.

Я же слов не подбирала и в трех предложениях объяснила направление, куда ему стоит засунуть это мерзкое «разведенка с прицепом». Случай запомнился, и с того дня я гордо носила звание матери-одиночки и сразу обозначала всем, что у меня есть сын. Которым я горжусь и скрывать его наличие точно не собираюсь.

Матвей же не просто нашел общий язык с Федей – сын тянулся к нему, вызывая во мне приступы тревожности. А что, если у нас с Матвеем ничего не получится? Что, если Скиртач не готов к нам с сыном?

Как потом объяснять все Феде?

Ответом мне было абсолютное спокойствие внутри. Ничего не екнуло, а моя интуиция либо сладко спала, либо решила меня не нервировать раньше времени.

– Поехали уже, – нетерпеливо ерзая на месте, потребовал Федя, – ты о чем задумалась?

– Ни о чем! – мотнула я головой и вжала педаль газа в пол.

Уже в салоне отправила Федю в свой кабинет и вышла в общий зал. У меня уменьшилось количество сотрудников, но я компенсировала потерю своим энтузиазмом.

К тому же на ближайшую неделю была полная запись. Мастерам я запретила распространяться о причине закрытия, впрочем, каждая из нас и так подписала документ о неразглашении. На общем совете было принято решение говорить всем, что салон закрывался на ремонт. Да, все три салона на нашем районе! Так совпало…

Я готовила рабочее место, когда в помещение влетела злая как оса Наталья. Она нервно прошла, отнесла сумочку, с психом сменила каблуки на удобные балетки, дергаными движениями собрала волосы в хвост и рявкнула:

– Чай успеем попить?

– Успеем, – с готовностью кивнула я, неистово желая узнать, кто с самого утра умудрился разозлить мою подругу.

Мы вдвоем ушли в кухню, я щелкнула кнопкой чайника и вопросительно посмотрела на Нату:

– Что случилось?

Она тяжело вздохнула, потянулась за конфеткой, с особой жестокостью расправилась с оберткой и почти жалобно поинтересовалась:

– Кать, а сколько сейчас за ограбление мента дают?

Я не успела поймать летящую к полу челюсть.

– Кого ты ограбила? – севшим голосом полюбопытствовала я.

– Добермана Борисовича Токарева, старшего опера, – добила меня Наталья.

Я обессиленно упала на табуретку и уже представляла худшее.

– И что ты у него украла?

– Белку! – припечатала подруга.

Из моих уст вырвался только нервный смешок.

– В белке этот опер намочаленный сидел, ты можешь себе такое представить? Вчера явился, зараза. «Наталья Алексеевна, белочку верните, она в аренде», – спародировала она Добермана Борисовича.

Я не знала, смеяться, плакать или просить политического убежища в Германии.

– А ты?

– А я сама уже белочку с этой белочкой поймала и психанула! В общем, не отдала. Сказала, что если у него ко мне какие-то претензии, пусть шлет повестку.

– А он?

– А он сам с утра явился. У, морда! Глазами сверкает и гаркает, мол, не дело это, Наталья Алексеевна, белку не отдавать.

Я прикрыла рот ладонью и старалась не рассмеяться. Зная характер моей Натали, Доберману Борисовичу очень не подфартило.

– Зачем он вообще в нее влез? – заинтересовалась я.

– Хороший вопрос, – согласилась Ната, – наш Добермасик сына поздравлял в тот день. Пять лет.

– Добермасик? – не выдержала я. – Так ты белку отдала?

– Нет, – отрезала подруга, – я две недели на нее смотрела и нервничала, а до этого на допросе у Добермана тоже нервничала. Пусть и он теперь понервничает, гад.

– Ната, – я побледнела и схватилась за сердце, – в тот день, когда мы белку поймали… За мной Мот приезжал! А если Доберман…

– А если Доберман ему что-то предъявит, то спросим у самого Токарева, какого хрена он честь мундира позорит, гуляя ночью, пьяный, в костюме белки! А учитывая, что он мне глазки строил во все стороны, то и сам Добермасик не прочь завести внеслужебные отношения с бывшей подозреваемой.

– Так он к тебе подкатывал? – сообразила я.

– Ага. Только вот непонятно, с какой целью. То ли у Добермана осенний гон начался, то ли костюм ему уже как родной и он не может с ним расстаться. Есть подозрение, что опер тот вечер тоже не весь помнит.

– Он тебе совсем не нравится?

– Катя, – угрожающе прошипела Натали.

– Что? Он у нас уже Добермасик… Может, он на работе грозный доберман, а дома милый шпиц? – предположила я.

– Опера мне только в доме не хватало. Не смотри так, твой Мот – исключение из правил, да и ты отчаянная и влюбилась. К тому же у него сын!

– Это минус? – напряглась я.

– Сын – нет, а вот предполагаемая супруга – очень даже весомый минус. Я принципиально с женатыми дел не имею. Не нравится он мне, Кать, хоть убей! У меня каждый разговор есть ощущение, что я на допросе.

Мы помолчали, пока я наливала чай. Придвинула чашку к подруге и прыснула от смеха:

– Ната, верни Добермасику белку!

– Не верну, белка в заложниках, – пробурчала подруга, которая, кажется, решила пойти на принцип, дабы каждая потерянная в кабинете опера нервная клетка была отомщена.

– Осторожнее с ним, – напоследок посоветовала я и глянула на часы. – Пошли работать?

– Да, мне нужно отвлечься, – согласилась подруга.

До самого закрытия мы работали с редкими перерывами. Я же, помимо работы, еще и развлекала Федора, который к обеду заскучал, но мужественно не подавал вида, с кем-то переписываясь в телефоне.

Где-то на периферии весь день меня мучила тревога о том, что Доберман Борисович мог вспомнить Мота и организовать нам проблемы. И я надеялась, что все обойдется.

Наконец, последний посетитель был причесан, подстрижен и уложен, а мы, удовлетворенные работой, отправились по домам.

Рутина затянула, не подпуская упаднические мысли. Мы с Федей приготовили ужин, съели его, посмотрели мультфильм, собрали «Лего» и отправились спать.

Уснула я, стоило только забраться под одеяло, но ненадолго. Около полуночи ожил мой телефон. Я с трудом разлепила один глаз и ответила, не посмотрев даже, кто звонит.

– Катерина, пустишь? – хрипло попросил Матвей.

По мне словно электрический ток пустили, а сердце забилось в горле.