в нем Эфира возникает яйцо (мотив, присущий мифам Индии, Египта, Китая и Японии). Далее из «орфического» яйца вылупляется прекрасный златокрылый двуполый бог Фанес (иначе – Эрот и Метис), самооплодотворяющийся от нужды и порождающий Нюкту-ночь, от которой уже порождает череду богов и чудовищ. При этом используются типичные для Античности ассоциации с «убыванием качества» веков: век Фанеса – золотой, Крона (не путаем с Хроносом-Гераклом) – серебряный; титанический, начавшийся с растерзания «предвечного младенца» Загрея – медный.

Смерть Орфея. Художник Э. Бин

Интересно мнение В. Иванова об орфическом осмыслении этой трагедии, находящей в ней если не положительный, то уж во всяком случае миросозидательный смысл: «Растерзание (diaspasmos) и расчленение (diamelismos) первого Диониса не есть только отрицательный момент в мировом процессе. Эта вольная жертва есть божественное творчество; она именно и создала этот мир, как мы воспринимаем его нашей самоутверждающейся личной волей. Несомненно, титаны суть хаотические силы женского материального первоначала (Матери-Земли); но, разрывая Диониса и алча наполниться им, они и сливаются с ним, и бог страдающий становится принципом все связующего и одержащего божественного единства в самой индивидуации множественной тварности». Это перекликается с утверждением Ф. Ницше о стремлении ко всеобщему объединению индивидуальностей в Дионисе, большим поклонником дионисийской теории которого был сам Иванов (но об этом – ближе к концу главы); о воссоединении людей в Дионисе посредством причастия его божественной природе писал и Ф.Ф. Зелинский (см. выше).

Не менее интересен другой аспект учения орфиков, прямо параллельный с индийским: метемпсихоз, то есть переселение душ. Как существо нематериальное, душа человека, в отличие от тела – неуничтожима, и потому перевоплощается, причем не обязательно именно в человека. Налицо та же индийская сансара – тягостный круг перевоплощений сообразно «заслугам», вырваться из которого можно только специальными обрядами и образом жизни: вот и орфики не убивали живых существ, не ели мяса и всего того, что посвящено подземным богам – яиц, бобов. Зато потом «освобожденных» ждали пиры в обществе богов или жизнь в каких-то иных блаженных мирах. Скоро мы вновь вернемся к орфикам.

А теперь нам предстоит путешествие в очень дальнюю глубь веков, куда нас отправляет бычья ипостась Диониса. Место назначения – Крит с его знаменитыми «бычьими плясками», получеловеком-полубыком Минотавром и т. п. По поводу культуры Крита Карл Кереньи заявлял, что ее можно постигнуть, только принимая во внимание ее дионисийский характер.

Фирмик Матерн (314–360 гг. н. э.) сообщает, что на Крите (где, как он считает, и произошло убийство Загрея), «чтобы смягчить гнев этого неистового тирана (Зевса, взбешенного убийством сына Диониса титанами), критяне установили скорбное празднество, на каковом раз в три года они освящают год особым обрядом, последовательно воспроизводя в нем все то, что дитя (Дионис) делало и как оно мучительно умерло. Зубами они разрывают живого быка, периодически таким образом воспроизводя кровавую трапезу титанов; делают они это в тайниках лесов, испуская беспорядочные крики, изображая яростные метания души». Безумные женщины отрывали быку половой орган и размахивали им. Это было не только на Крите, по всей Греции, причем в самых разных формах. На острове Тенедос, где самого Диониса чтили как «разрывающего людей» (обратите внимание на кардинальную смену точки зрения!), был такой обычай: выбирали стельную корову, посвящали ее Дионису, ухаживали за ней, как за роженицей; потом теленка облачали в охотничью обувь, которую, по одному из преданий, носил Загрей как великий охотник (К. Кереньи видит его изображение в т. н. критских демонах), а потом вполне предсказуемо раздирали в жертву вместо Диониса.

Жрица Бахуса. Художник Дж. Кольер

Там стада

У нас паслись, так с голыми руками

На них менады бросились. Корову

С набрякшим вымем и мычащую волочат.

Другие нетелей рвут на куски. Там бок,

Посмотришь, вырванный. Там пара ног передних

На землю брошена, и свесилось с ветвей

Сосновых мясо, и сочится кровью.

Быки-обидчики, что в ярости, бывало,

Пускали в ход рога, повержены лежат:

Их тысячи свалили рук девичьих.

Ты б царским глазом не успел моргнуть,

Так быстро кожу с мяса там сдирали.

(Еврипид, «Вакханки», 735–748)

Бык – один из древнейших мифологических символов, и ранее мы имели случай мимоходом об этом упомянуть. В представлениях древних (по крайней мере, с VII тысячелетия до н. э.) он олицетворял солнце, небо. Извивающийся змей был олицетворением воды, но также и хтонического – потустороннего – мира мертвых; Богиня-Мать – плодородной земли. Поскольку ее плодородие было явно невозможно без солнца и воды, ясно, что эти три персонажа постоянно вступали между собой в различные отношения. Великая Мать периодически вступал в брак то с одним из этих двух извечных конкурентов, то с другим, плодя людей, животных и растения. Отражения этого мифа довольно многочисленны: мы уже упоминали об овладении Зевсом Персефоной в виде змея, сюда же отнесем похищение им Европы, которую он в виде быка привез из Финикии на Крит, где она и родила ему Миноса и др. детей; страсть жены Миноса Пасифаи к быку, удовлетворенная при помощи причудливого изобретения – полой коровы, в которую была помещена царица, и от этого союза произошел знаменитый Минотавр. Как говорит у Сенеки Федра:

В леса зовет весь род наш страсть преступная.

Тебя теперь жалею, мать: недугом злым

Объята, стад свирепого вожатого

Ты дерзко полюбила; соблазнитель твой

Был дик и не терпел ярма, но все-таки

Он знал любовь. Какие боги мне теперь

Унять огонь помогут иль какой Дедал?

Пусть он, могуч искусствами Мопсопии,

Чудовищ заточивший в дом безвыходный,

Вернется, помощь обещая, – что мне в том?

Венера роду Солнца ненавистного

Давно за цепи мстит свои и Марсовы,

Потомков Феба отягчая гнусными

Пороками. Из Миноид никто еще

Любви не ведал легкой: всех их грех влечет.

(«Федра», 114–128)

От союза армянки Аршакуни с быком произошел царь Ерванд. О чем говорить, если даже в русском эпосе отражен этот же сюжет, причем неоднократно. Мало кто знает, что былинный богатырь Добрыня Никитич с особой жестокостью убил свою жену Маринку за половую связь со Змеем Горынычем:

А и стал Добрыня жену свою учить,

Он молоду Марину Игнатьевну,

Еретницу, …, безбожницу:

Он первое ученье – ей руку отсек,