Эльф, по всей видимости, был обескуражен грубым и откровенным цинизмом Стаса и надолго замолчал.

– А завтра была война… – продолжал Стас все с тем же холодным и ленивым равнодушием. – А может, вчера. И размахнулись вы всю необъятную ширь своей нечеловеческой души, да так, что и в своей избе тесно стало… повалили на улицу. А раз так, то почему бы и соседа от всей души по морде не отоварить. Двое дерутся, третий не мешай… Это ведь не для вас сказано? А вот про то, что сор из избы выносить нельзя, наверняка забыли.

Эльф все еще молчал.

– Эй, приятель! Ты здесь? Или уже растворился в своих неведомых мирах? – полюбопытствовал Стас. – Или обиделся? Тогда прости.

И замолчал сам.

Притронулся к ране. Боли не было. Осторожно снял Лехину повязку.

– Не волнуйся, человек-волк. Утром и сам забудешь, где была твоя рана, – снова прозвучал в его сознании глубокий бархатный голос.

– Не моя, а ваша…

Но эльф оставил эту поправку без внимания. И растерянно продолжил:

– Ты прав. Была война. Она и сейчас еще продолжается. И наш мир, прекрасный мир эльфов, который мы создавали, может быть, не одну эльфийскую эпоху, умирает. Мрак и холод накрыл его. Умирает наш дивный лес под покровом снега, утонули под ним горные вершины, дворцы светлых эльфов. Замерли в неподвижности скованные льдом хрустальные реки. Не поют свои сладостные песни звонкие ручьи и не ворчат водопады. Ночь опустилась на мир эльфов.

– Был бы рядом Толян, расплакался бы. Ей-богу! – жестко уронил Стас. – Что поделаешь, у парня тонкая ранимая душа. Извини, слезы вытирать не умею. И давай так… Все, что накопилось в уголках твоей трогательной души, вытряхнешь на меня как-нибудь потом. Может, и я тогда уроню скупую солдатскую слезу. У меня своих забот ложкой не расхлебать. И самая большая заноза в заднице – это вы со своими разборками. А теперь будь любезен коротко и по существу. Что, где и как!

Гостя покоробила грубая прямолинейность Стаса, но он, сдерживая обиду, продолжил:

– Темные эльфы опомнились первыми…

– Слава Богу, хоть кто-то взялся за ум. И сколько же для этого понадобилось времени? – задал язвительный вопрос Стас. – Если верить детским сказкам, вы бессмертны? Какой-нибудь пустячок в виде пары сотен тысячелетий?

Эльф оставил его вопрос без внимания.

– Так вот, темные опомнились первыми. И каким-то образом нашли одну из Забытых дорог. И здесь ты был совершенно прав, когда сказал, что их глаза оказались совершенно неприспособленными к яркому солнечному свету.

– А такой пустячок, как солнцезащитные очки, сотворить было слабо? Обязательно было надо грязной лапой и прямо в сдобное тесто? – командирским голосом со злостью громыхнул Стас. – Сам не гам и другим не дам! Талантливые вы ребята, однако. И дико непосредственные. Времени прошло совсем пустячок, а все усвоили. Главное создавать трудности, а уж затем героически их преодолевать.

– Мы обнаружили это, но было уже поздно. Ночь ворвалась и в этот мир, – попытался что-то сказать в свое оправданье эльф.

Но Стас, не дослушав, бесцеремонно прервал его.

– И сколько же твоих землячков рвануло сюда под покровом ночи?

– С уверенностью сказать не могу.

– Тогда валяй без уверенности, – надавил на голос Стас.

Вместо ответа он услышал виноватый вздох.

– Орки? Кто они?

– Те, кто жили до нас…

– Любите вы жар чужими руками загребать! А впрочем, все как у нас. Не зря соседствовали столько времени.

– Беда, Слав, не в этом. Беда в другом! Вы разрушили – как ты выразился: с царственной небрежностью – экран, которым мы закрыли Забытую дорогу…

– Так! Значит, во всем виновата моя умелая плотницкая рука, – с расстановкой проговорил Стас.

– Что?

– Не обращай внимания. Это я просто размышляю вслух, друг мой эльф. И сделать уже ничего нельзя?

– Нужно время…

– Какая-то сотня-другая лет? Очень мило!

Рэдэльф промолчал.

– И быстрее, конечно же, не получится? А значит, несметные полчища темных эльфов и орков прут сейчас стройными колоннами, грохоча солдатскими сапогами по Забытым дорогам, поднимая тучи пыли и пугая ворон?

Ответа не услышал. Только сверкнули в кромешной тьме яркие изумрудно-зеленые глаза и тут же погасли.

– Есть только один выход, – словно обдумывая что-то, совсем тихо сказал эльф.

– Говори, коль начал.

– Разрушить то, что не успел ты, человек-волк.

– Так что же ты молчал? Слезу из меня выжимал? Если разрушить, так это мы с нашим удовольствием. Разрушить – это же как раз для нас! – дернулся Стас.

– Но тогда я и те, кто со мной, навсегда останемся в твоем мире.

– Считай, что вид на жительство уже у тебя в кармане! – тоном, не терпящим возражений, решительно успокоил его Стас. – Но, если ты боишься, я могу прийти и сам. Не люблю незавершенки.

– Это у тебя уже вряд ли получится.

– Это как?

– Темные закрыли лес для людей. Ты уже знаешь, как это делается, – виновато пояснил эльф. – Каждый, кто войдет в черный лес, потеряет себя. Это не просто деревья. Они как люди… Живут, думают, страдают и ненавидят… Первое творение темных эльфов.

– Значит, есть и второе, и третье… и дальше по порядку.

– Есть, Слав. Есть и другие.

Стас вспомнил о Войтике и его людях.

– Но там же мои ребята?

– Там и другие… люди. Скорее, их оболочка. Ты уже встречал их. А за своих людей не волнуйся. Их выведет.

– Спасибо. И все-таки, я приду. Посидим, поболтаем за кружечкой хорошего винца, – Стас уже принял решение и не собирался его менять. – Ты же не завтра собираешься крушить все налево и направо? Торопливость не принадлежит к числу ваших многочисленных добродетелей. Ну вот… а я страсть, как люблю тарелки бить. С детства. Считай, что хобби! Да и вообще, если стол перевернуть или лавки опрокинуть, так это как раз для меня.

– Все, Слав. Ухожу.

Еле заметное серебристое облачко повисло напротив волокового оконца.

– Погоди, Рэд, – удержал его Стас, – сколько у нас времени? Когда ждать удара?

– Не знаю, человек-волк. Может, год. А может…

В углу по-медвежьи завозился Пивень.

Кряхтя и стеная, разогнул затекшую спину. Заворочал головой из стороны в сторону, хрустя шейными позвонками.

– Сморило-таки, – стараясь не разбудить Стаса, сокрушенно проворчал он. – И как только морду не спалил в светце. Будто кто-то глаза залепил. Даже до лавки не добрел.

Слушая его стариковское ворчание, Стас раскрыл глаза. Стараясь понять ночное событие, подумал: «Что это было? Сон? Наваждение?»