— Нет, нет, нет, надеюсь, что меня нет, — запротестовал Эррол.

Пилоты, которые должны были вести самолет, выглядели и разговаривали не как гражданские, а как парни, привыкшие к исключительно боевым вылетам, и мне почему-то показалось, что им мы кажемся абсолютными придурками. Когда мы поднялись на борт, после того как Северин докурил свою сигарету, первый помощник сообщил нам, что все готово и если во время полета кто-то пожелает спиртное или возникнут иные требования, они с радостью удовлетворят их. Эррол тихонько захихикал.

— По-дурацки смотритесь в этой фуражке, — буркнул Северин пилоту. — Можете оставить напарника, хватит одного вашего вида, чтобы расстроить мне нервы.

— Вообще-то самолет может лететь сам. — Пилот улыбнулся девушкам.

— Да, но, пожалуй, я не стану проверять это на своем опыте, — ответил Северин.

— У вас симпатичная фуражка, право! — бросил Эррол и расхохотался. Пилот тоже рассмеялся. Наконец следом за ними мы все развеселились и успокоились. Пилот рад был удалиться в кабину и объявить о начале нашего путешествия.

Так что я занял место стюарда, и на меня тут же посыпались просьбы со всех сторон:

— Чарли, будь душкой, дай мне шампанского.

— Чарли, будь добр, дай сандвич с огурцом. Но только без майонеза.

Я честно выполнял свои обязанности, но все мои силы уходили на обслуживание моих «клиентов». Так что участвовать в разговоре мне уже не удавалось. Я не то чтобы испытывал робость или стеснялся высказывать свое мнение, но часто речь шла о таких вещах, в которых я просто не разбирался из-за недостатка объективной информации о них. Северин и девушки обсуждали какие-то сплетни, слухи и домыслы об отношениях их друзей, издателей, заказчиков, других моделей, фотографов.

Сьюзан рассказывала об одном из своих любовников, уверяя, что его пенис катастрофически мал, но Зули возражала, напоминая, что самый маленький пенис у кого-то из ее бойфрендов. Коллекция Жана Ива Миллинера была, оказывается, подражанием коллекции Хэлстона 1973 года. Аня Д'Аннунцио, оказывается, взяла отпуск и отправилась поправлять здоровье. Гектор уволил стилистку, потому что ее увлечение девушками и кокаином стало плохо сказываться на качестве работы. Д'Абор жаловался на жену, которая преследовала его повсюду. Роберт Карлайл сделал подтяжку лица.

— Небеса! — провозгласил Северин.

— Я думаю, последняя коллекция у него была с уклоном в сторону смуглых, — перебила его Сьюзан.

— Он любит смуглых, — подтвердила Кара, — поэтому выход Зули всегда завершает его показы.

И тут, посмотрев на Северина, я понял, почему он всегда требовал себе частный самолет. Потому что и он сам, и все, кто сейчас летел с ним, курили. Дым струйками вился в прохладном воздухе салона. Курили они непрерывно. Мне еще не приходилось видеть такое в самолете.

Когда Северин за завтраком стал в деталях рассказывать историю аборта Клариссы Кокс, я заметил, что Эррол словно выключился из общей беседы. Он будто погрузился в самосозерцание, усевшись в кресле так, что получилась почти безупречная поза лотоса.

Но даже во время этого короткого путешествия девушки не переставая подкалывали друг друга. Кара назвала Сьюзан «королевским размером». Зули заметила, что она может мне подойти, потому что я ношу ботинки пятидесятого размера. Сьюзан, не очень довольная такими шутками, сделала вид, будто все это ее не задело, и спросила Северина, что стряслось с его телохранителем и его менеджером Риком Комондли, который обычно сопровождал его во всех поездках.

— Он занимается проектами, которые хорошо оплачиваются. Неужели ты думаешь, что он полетит ради трех часов бесплатного шоу?

— Я очень рада, что его нет, — встряла Зули. — Он так воняет, что невозможно сидеть рядом, да и жирный, как свинья.

Они продолжали сплетничать и довольно зло обсуждать всех, кого только могли вспомнить, но Эррол не обращал на них внимания.

Наконец Кара сказала:

— На последнем показе одна пожилая дама посмотрела на Северина со всеми его телохранителями и спросила, не страдает ли он аутизмом.

Все разразились хохотом.

— Она имела в виду не «аутизмом», а «артистизмом», — возразил Северин, — это из-за ее бостонского акцента.

Так мы и летели на высоте сорок тысяч километров, перекидываясь не всегда безобидными шутками. К моменту нашей посадки в Майами я уже мог с уверенностью заявить, что прошел посвящение в ближайшие друзья Северина.

Мероприятие, на которое мы прибыли, было организовано вовсе не для геев. После показа всех пригласили на роскошный обед, где присутствовала элита Майами, как геи, так и натуралы, гости, прилетевшие из Голливуда и Нью-Йорка, а после обеда началась продолжительная диско-вечеринка.

За столом я сидел рядом с Карой, очень полным мужчиной из какого-то журнала светской хроники Майами и еще парой пожилых миллионеров. С другой стороны сидела жена одного из владельцев гольф-площадки. Ее муж непрестанно следил за мной, похоже, всерьез ревнуя, но вряд ли я давал ему объективную пищу для подозрений. На обед подавали обычные блюда, которые входили в пятисотдолларовое меню любого приличного ресторана, — запеченную баранину, рисовый гарнир и профитроли.

Когда пришло время ехать в клуб, я уже чувствовал, что с удовольствием отправился бы поспать. Но позволить себе оторваться от компании я не мог. Не знаю, был ли я в клубе единственным натуралом, не считая наших пилотов, которым Северин тоже дал билеты, но определенно я там был самым высоким по росту и самым скромно одетым гостем.

Я всем сердцем желал избавиться от этого сборища как можно скорее, и любой нормальный человек, оказавшись на моем месте, наверное, испытывал бы то же самое. Мне прежде не доводилось находиться в помещении, забитом сотней совершенно обдолбанных, перебравших спиртного и наркотиков мужчин и девятью женщинами. К тому же меня бесила музыка, звучащая так громко, что нельзя было расслышать человеческий голос даже вблизи. Девушки пытались заставить меня танцевать, но напрасно. Весь вечер я бродил вокруг стойки бара, время от времени заказывая выпивку. Мне подавали то ром, то колу, но, сколько бы я ни пил, я еле-еле мог справиться со своей сонливостью и с трудом продержался до нашего возвращения на борт самолета. Я не мог назвать такую «работу» тяжелой, но она определенно была очень утомительной.

Я собирался выпить еще пару бокалов рома, следя за тем, как ловкие руки бармена встряхивали коктейли, когда появился Северин. Сначала мне показалось, что он не слишком доволен моим поведением, но я ошибся.

— Спасибо за то, что поехал с нами, — произнес он, взяв бокал.

— Спасибо зато, что взяли меня, — отозвался я.

Он постоял рядом еще несколько минут. Большинство мужчин толкались вокруг девушек, но даже те, кто был знаком с Северином, не решались приблизиться к нему. Я думаю, он был рад этому, намеренно удерживая людей на расстоянии. Северин не очень-то любил поддерживать неинтересные ему разговоры с не очень хорошо знакомыми собеседниками.