Скрипя деревянными суставами, кукла стала постепенно подтягивать ноги к туловищу. На ее лице по-прежнему играла кривая усмешка.

Медленно встав на ноги, Голем сделал шаг в сторону Кодзабуро. Его движения были неуклюжи, как у заводной куклы.

Неспешно, словно секундная стрелка часов, Голем поднял вверх обе руки и сложил ладони так, будто хотел обхватить ими шею Кодзабуро.

Тот уже освободил половину стены, и, не выпуская пару масок, которые держал в руке, нагнулся, чтобы подобрать кирпич, лежавший в углу комнаты. Взяв его в правую руку, медленно обернулся. И увидел стоявшего перед ним Голема.

Дрожь пробежала по телу Кодзабуро. Он был сражен, на лице застыла гримаса страха. Под завывания ветра Хамамото едва сдержал рвущийся из груди крик. Маски выпали из его рук, следом с тупым звуком на пол приземлился и кирпич.

И в этот миг, словно разряд молнии, мигнули люминисцентные лампы, и в комнате стало светло как днем. Кодзабуро инстинктивно повернулся к выходу. В дверях стояли детективы в полном составе.

– Стоять на месте! – Этот возглас принадлежал не кому-то из полицейских, направлявшихся к Голему, а самому Голему.

– Зачем вы снимаете маски, Хамамото-сан? – произнес Голем. – Объяснение лишь одно. Вы – единственный, кому известно, что эти тэнгу убили Эйкити Кикуоку.

С этими словами Голем снял с себя шляпу и поднес руки к своей ухмыляющейся физиономии. А когда они опустились вниз, эта вызывающая отвращение полуулыбка-полугримаса исчезла, и все увидели улыбающееся лицо Митараи.

– Как же так, Хамамото-сан? Вы забыли стереть буквы с его лба, – сказал он. – Как вам моя маска? Здорово сделана, правда?

В руках моего друга была маска, в точности копирующая лицо Голема.

– Извините за маленькие хитрости. Пришлось научиться у вас.

– Ага! Вот почему вы одели куклу! Теперь понятно. Замечательно! Высший класс, Митараи-сан! Вынужден признать свое поражение. Я всегда говорил себе: борьба должна быть честной. Я проиграл. Это я убил Уэду и Кикуоку.

– Если подумать… – начал Кодзабуро Хамамото, держа в руке курительную трубку. За обеденным столом сидели Усикоси, Окума, Одзаки и мы с Митараи.

– Эта ночь очень подходит для необычного признания, которое я хочу сделать. Та, кому не следует слышать мои слова, сейчас спит под воздействием снотворного.

В салон стали заходить люди. Наверное, шестое чувство подсказывало им, что они могут услышать что-то важное. В итоге собрались все, кроме Анана и Эйко. За окнами продолжал бушевать ветер. Заснуть никто не мог. Большие часы в углу салона показывали без десяти три.

– Если вы хотите, чтобы было поменьше народа, можем куда-нибудь переместиться, – предложил Митараи.

– Не стоит… мне все равно. Я не в таком положении, чтобы здесь командовать. Из-за меня люди жили в страхе, и у них есть право выслушать, что я собираюсь сказать. У меня всего одна просьба. – Кодзабуро на секунду замялся. – Чтобы дочь…

– Мы не сможем разбудить Эйко-сан, даже если захотим. Снотворное очень сильное, – заметил Митараи.

– Вот оно что! Теперь я понял. Это вы дали ей снотворное и подожгли кровать? Как вам это удалось? Вы вроде все время были вместе со всеми. Не понимаю…

– Всему свое время. Давайте по порядку. Если я в чем-то ошибусь или что-то выпущу, прошу меня поправлять.

Обитатели дома стали устраиваться за столом в надежде, что убийства раскрыты и их страхам пришел конец.

– Я все понял. Но, скорее всего, в этом не будет необходимости, – сказал Кодзабуро.

– Мне пришлось порядком поломать голову, прежде чем я сообразил, каков был мотив для убийства Уэды, – сообщил Митараи. Он говорил энергично, с пылом, как бы стремясь поскорее выложить все, что ему известно. – Впрочем, этим не ограничивалось. По правде сказать, мотивы было установить трудно во всем этом деле. Но с Уэдой особенно. У вас не было никаких причин его убивать.

С Кикуокой я все сразу понял. Именно его вы хотели убить. Поначалу вы так и планировали. Именно ради этой цели потратили столько денег и времени, чтобы соорудить этот «хитрый» дом. Только чтобы убить Кикуоку. Но дело в том, что намерение убить его было и у Уэды тоже. Вы отрабатывали свой план, а Уэда мог объехать вас сбоку и опередить. Это стало бы для вас ударом. Я прав?

– Кикуоку должен был убить именно я. Для этого существовали причины. В противном случае я не исполнил бы свой долг, – ответил Кодзабуро.

Некоторое время тому назад я заметил странности в поведении Кохэя и Тикако. Это было, когда они вернулись с похорон дочери. Я стал их расспрашивать, очень настойчиво, и в конце концов они признались, что наняли Уэду убить Кикуоку.

Я занервничал и сказал Кохэю и Тикако, что верну им деньги, заплаченные Уэде, если они откажутся от договоренности с ним. Я им верил – и думаю, что Кохэй-сан сделал бы, как я просил. Но Уэда не пожелал отойти в сторону. Он был человек упрямый и в то же время имел понятие о чести и благородстве. Он сам страшно ненавидел Кикуоку и тоже имел с ним счеты.

Получалось, что Кикуоку ненавидели со всех сторон.

– Из-за чего счеты? – решил уточнить следователь Усикоси.

– Нам это может показаться неважным. Кикуока как-то оскорбил мать Уэды. Его мать живет в Осаке, и у нее возник конфликт с соседом, из-за земли. В соседском доме случился пожар, сгорел забор, разделявший два участка, и граница между ними как-то растворилась. Мать Уэды вроде как устроила на спорной земле парковку для соседских авто и брала за это деньги, и сосед подал на нее в суд. Она уперлась, уступать не захотела. Ввязалась в тяжбу, а чтобы судиться, нужны деньги. Кикуока назвал ее «упрямой старой вешалкой» и добавил еще что-то в этом роде. Вот Уэда на него и обозлился, хотя вряд ли до такой степени, что захотел убить. Впрочем, не мне рассуждать о таких вещах…

– И вы решили убить Уэду. Подумали, почему нет, раз можно использовать это убийство для тщательной подготовки расправы над Кикуокой. И следствие можно запутать… Для этого вы и шнурок к ножу привязали. Так?

– Верно.

Я бросил взгляд на супругов Хаякава. Тикако уставилась в пол, а ее муж не сводил глаз с хозяина.

– Репетируя главное убийство, вы привязали шнурок к ножу – точнее, к рукоятке, – которым зарезали Уэду, хотя никакой необходимости в этом не было. Раз провернув этот трюк, решили прибегнуть к нему снова, когда убили Кикуоку. Но я не могу понять одного: зачем вы привязали Уэду веревкой к кровати за правую руку?

– Я и сам толком не знаю. Потерял голову, был не в себе. Это точно. Я никого прежде не убивал ножом, представить не мог, что получится. Боялся: а вдруг он, полуживой-полумертвый, выберется из комнаты. Хотя нет, я уже потом об этом подумал…

– Как же вы в одиночку справились с таким здоровяком? Он же в силах самообороны служил, – задал вопрос Окума.