сына и дочь. Ну а что касается моего преступления… Вам же интересна психология преступника… У меня был выбор: быть убитым или убить самому. Потому что это была уличная драка, в которую я попал. Приехавшие милиционеры патрульно-постовой службы сбили меня с ног, надели мне наручники и увезли в отделение милиции.

— Что это была за драка? Кто был зачинщиком?

— Меня били, я бил…

— Сколько их было?

— Небольшая толпа. Один из них был с лопатой. Так что милиционеры, я думаю, забрав меня в отделение, таким образом мне даже жизнь спасли. Они потом рассказывали, что тот, кто был с лопатой, увидев милицию, развернулся и убежал.

— На тот момент вы еще служили в Министерстве юстиции? Или уже уволились?

— Драка произошла через пять месяцев после моего увольнения из Учебного центра.

— Так с кем же вы подрались?

— Со случайными людьми. На улице. Совершенно спонтанно подрался.

— Из-за чего?

— Я пытался разнять дерущихся. Было 2 января. Я шел по улице, вижу, двое конфликтуют. А вчера был Новый год. Понятно, что все вокруг радостные, несколько возбужденные. Я попытался их разнять, но один из них меня ударил. А потом появились другие, не знаю откуда, и они начали меня просто-напросто избивать. А мне ничего не оставалось, как ответить. Один из этой толпы получил ножевое ранение. И меня обвинили в убийстве. Хотя нож не нашли, и подвязали меня к трупу практически голословно, на показаниях одной женщины, которая позже отказалась явиться в суд, чтобы подтвердить свои показания, и отказалась от очной ставки. Дело в том, что, когда меня задержали, я был чрезмерно возбужден, скажем так, несправедливым отношением к себе. Ну и я высказался не очень цензурно в адрес национальной принадлежности следователя прокуратуры. Который приехал на место происшествия. А у меня после 1996 года, то есть после моей командировки в Чечню, появилось негативное отношение ко всем этим кавказцам. Следователь оказался азербайджанцем. Я ему в лицо высказал все, что я о нем думал. Ну и плюс небольшой конфликт, который произошел у меня в участке. Меня там побили, но списали эти побои на якобы мои хулиганские выходки. А то, что наручники забивали каблуками и что не снимали с меня эти наручники практически часа четыре…

— Как это «забивали каблуками»?

— На запястьях.

— А зачем каблуками-то?

— Я просил всего лишь предоставить мне телефон. Они мне стали в нецензурной форме указывать мои рамки. Я попытался встать на букву закона, ведь все-таки я учился в университете на тот период на четвертом курсе юрфака, был уже маленько знаком с правом. Я стал законно требовать либо адвоката, либо предоставить основание для моего задержания. А в ответ услышал много интересного. Ну и побои, конечно… А как такое терпеть спокойно, молча? Я не смог. Мне только наручники мешали. А так-то я тоже им отвечал.

— Вы сказали, что орудие убийства — нож — не нашли.

— Нет, не нашли.

— Тогда на чем же строилось обвинение против вас? И вообще, вы-то что говорили на суде в свое оправдание?

— Вы знаете, как правило, судья не воспринимает показания подсудимого. Ни в коей мере. Не берет их за основу. И как бы не берет их всерьез. Он делает свои выводы лишь на показаниях свидетелей и экспертизах. Вот если посмотреть на мое дело со стороны свидетелей, то получается, что погибшего убивал не я. Но даже если предположить, что я это мог сделать, то мое преступление должны были квалифицировать не по 105-й статье — убийство, а минимум по 108-й с физиологическим аффектом. То есть когда на меня напали, сбили с ног, стали пинать, то у меня в этот момент затмило сознание. Я не помню, что я делал!.. Почему? Потому что у меня была неадекватная реакция на избиение. Я вполне мог в этом состоянии отобрать у кого-либо из этих людей оружие и этим же ножом мог убить. То есть я допускаю такую версию. Адвокат, участвовавший в процессе, пытался переквалифицировать мои действия на 107-ю статью, то есть на аффект… В 1986 году я попал в автомобильную аварию, получил серьезные травмы, ушиб головного мозга, сотрясение, кровоизлияние в головной мозг. В ходе следствия стационарного обследования мне не делали. Обошлись пятиминуткой так называемой. Буквально десятиминутная беседа с психиатром. Признали нормальным. И вменили то, что им надо было вменить. Я понимаю, что для них это как галочка — борьба с преступностью. Тем более что я бывший сотрудник и против меня серьезное обвинение в убийстве. Очень сильно следователь допытывался, имел ли я боевые награды. Он даже лично ходил в военкомат. Но самое интересное было потом. Он пришел в райисполком по месту жительства (нынче это называется районной администрацией) — взять на меня бытовую характеристику. И там он потребовал дать на меня соответствующую бумагу, пояснив работникам исполкома, что меня обвиняют в убийстве из хулиганских побуждений. На него посмотрели как на идиота и сказали: «Да вы что? Это же реальный кандидат на должность заместителя главы районной администрации».

— Вы действительно претендовали на эту должность?

— Я был выборным лицом местного самоуправления в течение трех двухлетних сроков. Меня знало население. Около тысячи человек. Это пять улиц, двадцать пять многоквартирных домов. Все меня знали в лицо, по имени и где я живу. Они могли в любое время прийти ко мне со своими проблемами и заботами. И я помогал им. По крайней мере, прилагал все усилия. И тем не менее, несмотря на все положительные характеристики, в том числе с прежнего места службы, меня осудили.

— Какие выводы вы сделали для себя из всего того, что с вами произошло, начиная с момента драки и заканчивая пребыванием в колонии строгого режима?

— Когда я первоначально устраивался в войска, я проходил тестирование в психоаналитической лаборатории. Это обязательное условие прохождения комплексной медкомиссии. После тестирования меня вызвал на личную беседу начальник лаборатории. Он сказал, что я человек уникальный и что с моими данными лучше всего идти в архитекторы либо дизайнеры. Либо, если бы я пошел куда-то в органы, то лучше идти в следователи, потому что у меня хорошо развита интуиция. И еще один из показателей тестирования был таков: у меня оказалось повышенное, обостренное чувство справедливости. Скорее всего, это тоже сыграло свою роль в том, что со мной произошло. Ведь не вмешайся я в тот конфликт, пройди мимо — да просто плевать на них, пусть они хоть поубивают друг друга — я бы теперь не сидел тут. С