Сказав это, Чонхо принялся поднимать мотоцикл, не дожидаясь помощи.

– Да вы что? Вам в больницу надо, вы ранены!

Чонхо, не слыша этого, дальше продолжал попытки поднять мотоцикл, который в данный момент казался очень тяжелым. Плюнув на все свои предложения, водитель принялся помогать. В конце концов, мотоцикл встал, как ему надлежало, и Чонхо вмиг уселся на него. Водитель грузовика только сочувственно смотрел на Чонхо, больше ничего не предлагая, потому что это было попросту бесполезно. Не тратя времени на прощание, Чонхо завел мотор и сорвался с места. О травме можно было подумать потом.

По дороге обратно он ехал еще быстрее, что было довольно сложно представить. Он несся, будто его преследовала тысяча свирепых тигров разом, но он все равно оказывался быстрее. Более он ни о чем не думал. С ним была только скорость.

Уже подъезжая к Инчхону, он ощутил острую боль в ноге, но не стал обращать на нее должного внимания. Он просто снизил скорость, потому что в городе на таких скоростях ездить никак нельзя.

Наконец он приехал к аэропорту. Он припарковал мотоцикл, немного потрепанный и поцарапанный, на общественную стоянку, чтобы потом Юнхо смог забрать его, и, немного прихрамывая, быстрым шагом пошел в аэропорт. Ему вспомнилась его работа курьером, еще тогда, шесть лет назад. Тогда он и знал только, как быстрее доставить пиво или лапшу. От этих воспоминаний лучше и избавиться, но они тоже составляли важную часть его жизни. Только благодаря этой работе он стал участником команды. Только благодаря этой работе он встретил ее. Многое пришлось пройти, прежде чем стать тем, кто он есть сейчас. Оставалось пять минут.

До Гын вместе с менеджером ждали его перед самым столом регистрации. Уже задыхаясь от сумасшедшей гонки, он отдал документы До Гыну, не перестававшему повторять свое бесконечное «спасибо» и уже готовому кланяться ему в ноги, да и это ему казалось недостаточным. Они вместе прошли регистрацию. Уже заходя в самолет, менеджер заметил, как прихрамывает Чонхо, на что поспешил обратить его внимание, но тот только отмахнулся. А Юн, только увидев Чонхо в салоне самолета, привстала и уже хотела подбежать, но потом одумалась и села обратно, уставившись в окно.

Путь предстоял быть долгим…

Этим утром, идя на работу, она почувствовала, что в ее сердце будто иголку вставили. Она тут же вспомнила Чонхо, подумала о том, что что-то могло случиться, но потом отогнала эту мысль куда-то на задворки своего сознания – он столько раз играл в составе сборной, и все до сих пор проходило нормально.

Придя на рабочее место, Мидори долго просто сидела, с серьезным видом вертя в пальцах карандаш. Хотя от нее давно требовалось написать одну статью, она даже не приступала к работе. Она просто думала, что может сказать Чонхо, а сказать что-то надо было. Она не могла молчать. Иначе в душе стало бы еще гаже.

В таком положении она сидела уже не один день. Тот его звонок только добавил ужасного чувства вины, от которого она не могла и не хотела избавляться. В то, что Чонхо сказал правду, она бесконечно верила, ведь он никогда не врал. Вот и она хотела быть с ним честной, как бы от этого не было больно обоим.

Она приходила домой вся бледная и мрачная, так что ее и трогать никто не отваживался. Родители думали, что причина в их отказе одобрить брак. Настроение их дочери передалось и им, и они уже подумывали над тем, что пора ломать стереотипы.

В этот день Мидори так же, не сказав ни слова, вошла в дом и прошла наверх в свою комнату. Она бы и хотела казаться прежней, но даже казаться у нее не получалось. Она просто существовала, оставив свою жизнь где-то в прошлом. Она села в кресло и долго раскачивалась из стороны в сторону. Вдруг она посмотрела на кольцо. Зеленый камень показался ей мутным и совсем неприглядным. Она перевернула кольцо вокруг пальца. Потом еще раз. И еще. А потом она сняла это кольцо, положив на стол. Потом встала, чтобы найти коробочку для него, обыскала всю свою комнату и наконец нашла подходящую. Она аккуратно положила кольцо туда, больше не предполагая надеть его вновь. Она еще некоторое время посмотрела на кольцо в бархатной коробочке, в которой родители на двадцатилетие дарили ей сережки, а потом захлопнула ее, оставив зеленый камень поблескивать в темноте коробочки.

Она встала и подошла к окну, посмотрела на убывающую луну. Теперь она часто так делала, потому что именно луна была единственной собеседницей в такие ночи. Она корила не Дзюна, только себя. От того и было хуже, но так и должно было быть. Одна ночь полностью разрушила ей всю жизнь.

Мидори легла спать довольно поздно, чтобы завтра вновь только продолжать существование. Это залечит только время.

– Мы тут с твоим отцом подумали… – начала ее мать утром следующего дня, облачного и такого душного.

Маюми-сан была счастлива от того, что все ее семнадцатилетние оболтусы смогли-таки сравнительно хорошо сдать экзамен, и даже не только по японскому языку, но и по остальным предметам, так что сейчас она была готова согласиться на любое предложение.

– Да, мы подумали, что раз уж ты так привязалась к этому корейцу, то так тому и быть,– вставил свое слово отец.

– Мы не в силах видеть, как ты страдаешь из-за этого, поэтому мы даем тебе свое благословение. Надеюсь, его родители тоже согласны на это. Живи с ним счастливо. Ты ведь пригласишь нас на свадьбу?

Мидори выслушивала все это, переводя взгляд с матери на отца и еле заметно улыбаясь, и улыбка эта была будто последний теплый закат перед холодной зимой.

– Никакой свадьбы не будет, – тихо произнесла она, так тихо, что ее не сразу услышали.

Казалось, воздух сейчас придавит ее всей своей массой – настолько плотным он был.

– Как не будет? – отреагировал первым Коджи, который только собирался на работу.

На это Мидори только покачала головой, взяв со стола стакан сока и ничего более. В последнее время она только и питалась этим, отчего очень похудела, так, что одежда на ней начала болтаться. А потом она без слов ушла в редакцию, чтобы пойти еще на одно скучное интервью или снять очередное видное лицо, а может, если повезет, просто тихо сидеть в редакции и разбирать фотографии.

Она продумала, что скажет Чонхо, все до мелочей.