мерещился её запах, то звонкий смех и робкий стук в дверь. Казалось, она сейчас войдёт, рассмеётся и скажет, что всё вспомнила! Что любит…

Но неделя за неделей… Месяц за месяцем… Я продолжал убивать своё тело, чтобы стереть терпкое чувство одиночества, травившее меня изнутри. Но ничего не помогало.

У меня были деньги, были знакомства, власть… У меня было всё! Но не было ЕЁ! Хотелось взорвать всех, разрезать на ленточки и просто забрать своё. Именно с этой мыслью я и наблюдал за своей Крошкой с того самого дня, когда она вернулась в страну. Провожал её до университета, следил, как моя малышка испуганным зайчиком бродит в толпе, шарахаясь от громких звуков, а потом до рассвета сидел в машине, не спуская глаз с окна её квартиры.

Ей было страшно, а плохо было мне… Я не мог прикоснуться, не мог обнять и пообещать, что всё будет хорошо! Не мог… Чёрт меня дёрнул броситься в тот торговый центр, дьявол толкнул подхватить летящую на пол Крошку… Лучше бы я и дальше наблюдал издалека! Лучше бы не знал, не верил! Потому что когда я утонул в её прозрачной глади горных озёр, то болезненно осознал, что моя девочка меня забыла…

Тело бунтовало, не слушалось. Руки сами поползли, изголодавшись по её соблазнительным изгибам, а мозг пульсировал: «Она чужая! Она не помнит! Забыла…».

Ждал, что в любую минуту её осенит, давал ощутить свою близость, смотрел в глаза, мысленно орал, пытаясь заставить мою девочку проснуться!

Вот с тех пор меня просто перекрыло от желания быть с ней! И никто в этом мире не мог запретить мне любить Крошечку.

Любил через злость, ненависть, ревность… Драл себя по кусочкам, наблюдая, как Иванецкий встречает её у университета, как сажает в свою машину, скрывая за плотной тонировкой стекла. Часы, минуты, дни – все в оливье раскрошилось. И даже стало казаться, что впереди уже никогда не забрезжит луч надежды.

– Как прошло открытие ресторана?

Я был не один в своём безумном одиночестве, в этом доме был ещё один бездушный призрак, тоскующий по светловолосой девчонке. Клара Ивановна первые два месяца была настолько уверена, что Леська вернётся в любой момент, что пекла её любимые блинчики каждый божий день, уповая на чудо и силу молитвы.

– Просто волшебно, – сел за стол, на ходу застёгивая запонки на манжетах. Мы почти перестали сталкиваться взглядами, потому что мои демоны пугали даже меня самого, что уж говорить о других?

– Это правда? – женщина стояла у окна столовой и не шевелилась, смотря вдаль.

На высоком столике с хрустальной лампой лежала газета, с которой на нас смотрела грустная Леся и довольно скалящийся Иван Иванецкий… Ублюдок, наркоман и насильник… Да и заголовок был соответствующий: «Завидная невеста нашла своего принца!».

За последний месяц не было ни одного бульварного издания, где бы не засветилась фотография парочки. Акишев перетряс редакторов, выяснив, что все статьи заказные, и поэтому все их обеды в ресторане, посещение премьер и выставок носили для меня другой характер. Иванецкий вёл информационную войну, надеясь, что добьёт меня таким образом. Возможно, и добил бы, не видь я собственными глазами, как Леся с отвращением шарахается от него, или как поспешно выходит из машины, не дожидаясь галантного ПА.

Мы бросили все силы на наблюдение! Круглые сутки отслеживали передвижения Ивана по городу, попутно роясь в последних сделках их семьи, чтобы найти хоть что-то! У меня не было ни одного гребаного доказательства! Стрелок, которого Акишев уже месяц пытается расколоть, молчит, а Иванецкий до сих пор ходит по этой земле, веря в собственную безнаказанность. Но его проблема в том, что он не догадывается, что мне на хуй не нужны никакие доказательства! И если бы не Рустам, я бы давно придушил его своими руками… Сжал бы глотку, наслаждаясь хрустом его прогнивших позвонков…

– Даже не думай! – орал Акишев, отбиваясь от моих точных ударов ему в челюсть. Он стирал кровь, но продолжал стоять в дверном проёме, преграждая путь. – Не пущу! Что изменится? Его отец быстро поймёт, кто с его сыном расправился, и начнётся война! Он не убьёт тебя, Вадя, нееет… Он ударит намного больнее! А что тебе дороже собственной жизни? Ну…. Ты готов пожертвовать ради мести Лесей? Или Веркой? Он не будет тебя убивать, потому что ты это сделаешь сам…

Именно в тот вечер Рустам, терпя удары, не позволил мне воплотить свой план. Он вымолил два месяца, чтобы найти другой выход. И я дал… И сегодня этот срок истёк. А значит, пора воплотить в жизнь то, о чём я думал каждую ебучую ночь без моей девочки.

– Правда, – ответил я Кларе и, отпив воды из стакана, приступил к завтраку.

– Верни её, Вадим, – Клара вдруг всхлипнула, схватившись за горло, будто там застряло что-то, мешающее дышать.

– Верну… – я осушил кофе и выбежал в гараж, лишь бы просто не видеть её слёз. Нельзя мне сегодня… Нельзя…

Внутри всё клокотало и взрывалось. Я вчера смог ощутить свою девочку. Прижал к груди, чувствуя, как её тело подчиняется, помня ласку. Чего мне стоил этот вечер… Рай до сих пор стебётся, подсчитывая, во сколько мне обошлось это короткое свидание. А чего нам стоило раздуть инфо-поле, чтобы затащить чету Исаевых на открытие? Но оно того стоило! Каждый гребаный ноль в смете стоил её объятий.

Акишев всю дорогу до офиса молчал, признавая, что отведённое ему время закончилось. Сегодня он лично сопровождал меня, прекрасно понимая, что ждать я больше не намерен.

– Вадим Дмитриевич! – понеслось по этажу, на котором находилась приёмная. Я изо всех сил пытался улыбаться сотрудникам, а ещё старался не хромать. Держал каменное лицо, лишь бы никто не видел, что каждый шаг мне давался с большим трудом. Правая нога до сих пор плохо слушалась, пуская по нервным окончаниям вопль сопротивления.

Уже привык к этой боли… Она стала моим верным спутником, не позволяющим забыть о том, что до сих пор жив, что отомщу. За каждую секунду, что я вынужден проводить вдали от своей женщины! За все заплатят…

– Вадим Дмитриевич! – Юра Столяров догнал меня и теперь семенил следом, прижимая к груди ворох документов. – Мне нужны ваши подписи.

– Юра, позже, – рыкнул я, толкая стеклянную дверь приёмной. – Скажи Маше, чтобы Раевского сразу ко мне в кабинет проводили.

– Звонил ваш отец, – Юра замер на пороге, не решаясь войти следом. – Сказал, что раз вы не берёте трубку для разговора с ним, то он сам приедет