Еще снаружи они условились, что Ника справится без его помощи, сама дойдет до своего места за столом. Он и не мешал, но внимательно следил за каждым ее движением, чтобы подстраховать в случае чего. Страховать не пришлось, Ника шла уверенно и решительно, несмотря на высокие каблуки. И за стол она села все с тем же решительным видом и, кажется, осмотрела присутствующих. Или и в самом деле осмотрела? Она ведь теперь может видеть… тени. Или ауры. Или что она там видит на самом деле? Главное, что видит хоть что-нибудь. Иван и подумать не мог, что его так обрадует этот факт. А уж то, что случилось в парке, и вовсе можно было назвать чудом. Ника его описала. Вполне детально описала, начиная с цвета глаз и заканчивая длиной волос. Что она могла знать про его волосы? Он руку был готов отдать на отсечение, что волос его Ника не касалась никогда и ни при каких обстоятельствах. Цвет глаз ей могла подсказать Ариадна, но как программа может оценить длину волос? От этого факта так просто не отмахнешься. Да он и не собирается отмахиваться. Наоборот, в самое ближайшее время он собирается попросить помощи у отца. Нике нужно еще одно обследование. Хорошо бы, в Москве, а если потребуется, за границей. Нельзя бросать на самотек то, что с ней происходит. И наркотики тут совсем ни при чем.

– О, явились! – Ксю царапала вилкой пустую тарелку, звук получался мерзкий, зубодробильный. – Красивое платьюшко. – Она смотрела на Нику с презрением и почему-то со злостью.

– Спасибо, я знаю. – Ника устроилась поудобнее, даже ногу на ногу забросила.

– Вот только оно тебе не подходит.

– По цвету? – вежливо поинтересовалась Ника, а Иван скрипнул зубами. Там же, в парке, они условились еще об одном, о том, что он не станет пытаться защищать ее всякий раз, как кому-то из внучек Агаты захочется ее укусить. Ника сказала, что справится, что ей не привыкать. А Иван вдруг с тоской подумал, какой должна быть ее жизнь, чтобы она привыкла вот к такому скотскому отношению.

– По статусу! – Ксю отложила наконец вилку, но благословенная тишина длилась не долго. – Ты знаешь, сколько стоит это платье, убогая?

– Не знаю, но могу спросить у Ариадны. – А она просто железная девочка! И за нож уже не хватается. Вот такой прогресс.

– Не надо ничего спрашивать у этой своей… Ариадны. Я тебе сама скажу. То платье, что ты нацепила, стоит столько, сколько твоей вульгарной мамаше не заработать и за год. Туфли, кстати, тоже. Вот, к примеру, наша Юна не может позволить себе такие шмотки. А Юна не тебе чета.

– Юна может себе позволить все что захочет. – Юна, до этого хранившая молчание, оперлась локтями в стол, потянулась к Ксю. – Просто Юна не считает нужным тратить деньги на барахло. – Она тоже бросила полный ненависти взгляд на Нику. Хорошо, что Ника пока не может видеть взгляды. Ей бы не понравилось. Но в нюансах голоса разбираться она уже научилась.

– Вот видишь, – усмехнулась Ксю, но тут же сама себя поправила: – Ах, прости, ты же не видишь! Но не суть! Я к тому, что Юна не считает для себя зазорным выйти к семейному ужину в дешевом платье от «Зары», а ты отчего-то вырядилась в шмотки от Валентино.

И как у нее так получается, одной фразой оскорбить сразу обеих: Юну «Зарой», а Нику Валентино?!

– От Москино. – Ника протянула руку и совершенно безошибочно взяла со стола яблоко.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что платье от Москино, а не от Валентино. Тебе стоило бы подучить матчасть, Ксения.

Ксю отшатнулась, словно ее окатили водой, но тут же подалась вперед, навстречу Нике.

– Не зарывайся! – сказала свистящим шепотом. – Все мы тут прекрасно осведомлены, куда деваются бабкины приемыши.

– Куда? – Ника откусила от яблока.

– Их вышвыривают на улицу, как ненужный хлам.

– Очень печальная история. – Ника сочувственно кивнула.

– Ксения, она не понимает. – Юна говорила с ласковой улыбкой, словно речь шла о неразумной ребенке, а не о взрослой девушке. – Она не понимает, что наша бедная бабушка очень скоро умрет и не сможет больше оказывать ей протекцию и дарить платья от… Москино.

– Не всем дано понять очевидные вещи, Юнона. – Иногда сестрички проявляли поразительное единодушие. – Доминика вот не понимает. И Ив не понимает. – Ксю с досадой покачала головой, так ей было жаль Ивана. – Не понимает, что людям нашего круга не стоит дискредитировать себя якшаньем со всякими… инвалидами.

– И как меня может дискредитировать общение с Никой? – Ему и в самом деле было любопытно.

– Не разочаровывай меня, Ив. – Ксю вздохнула. – Такое, как ты выразился, общение очень вредит репутации.

– Моей?

– Твоей. Твоего отца, в конце концов. В нашем кругу так не принято.

– В вашем, возможно, и не принято. Хорошо, что я из другого круга.

Ксю хотела было еще что-то сказать, но не успела, в обеденный зал в сопровождении Артема Игнатьевича, Терезы Арнольдовны и Рафика Давидовича вошла Агата. Появление ее оказалось, как всегда, эффектным. И выглядела она тоже весьма эффектно. На ее лице не было даже следа болезни. Королева в узком кругу родных и приближенных, вот как она выглядела.

С появлением Агаты все разговоры за столом стихли, и все головы повернулись в ее сторону. Она улыбнулась одновременно всем и каждому, прошла к своему месту во главе стола. Артем Игнатьевич уселся по правую руку от нее, а Тереза Арнольдовна по левую. Рафик Давидович, который в костюме-тройке и алом шейном платке отчего-то выглядел как главарь итальянской мафии, замешкался всего на мгновение и устроил свое грузное тело рядом с Терезой.

Тишину, воцарившуюся с появлением хозяйки, нарушили тихие голоса и звон столовых приборов. Вечер возвращался в привычную колею. Это сначала казалось, что в привычную, но как только официанты разлили по бокалам шампанское, Агата взяла слово. Она держала в руке хрустальный бокал и смотрела сквозь него на присутствующих, словно сквозь хрустальный шар. Смотрела и, кажется, видела каждого насквозь. По крайней мере, Ивану под ее внимательным взглядом сделалось не по себе. А Ника и вовсе подалась назад, как будто увидела что-то страшное. Даже Ксю с Юной неловко заерзали на своих местах. Даже Олежка Троекуров отвлекся от ощупывания своей разбитой физии. Все смотрели на Агату и были готовы внимать каждому ее слову. Вот такая сила харизмы! Или не харизмы, а денег? Впрочем, за этим столом достаточно богатых людей, но полное и безоговорочное внимание к себе приковывает только Агата.

– Я хотела бы сделать заявление. – Агата не стала ходить вокруг да около. И говорить тост она, похоже, тоже не собиралась. Заявление – это ведь не тост. Это что-то из думских заседаний. Во всяком случае, звучит так же. – А впрочем, даже два заявления.

В обеденном зале послышались робкие хлопки. Ну точно – заседание!

– Рада сообщить, что ночь большого отлива наступит завтра!

Аплодисменты стали громче, а Ксю с Юной многозначительно переглянулись. Их предки тоже обменялись взглядами, словно шпаги скрестили. Тереза подобралась, спина ее, и без того прямая, как палка, выпрямилась еще сильнее. Рафик Давидович нахмурился, принялся теребить свой гангстерский шейный платок. Отец глянул на Ивана, с тревогой глянул. Словно бы это он, Иван, должен был стать дебютантом предстоящей семейной мистерии. Артем Игнатьевич сидел с каменным лицом. Похоже, он единственный, кроме Агаты, знал подробности этой мистерии. Ника затаилась…