Они говорили о Нивени.

Выбил ли Пасус информацию из Тайруса, или кто-то отследил мои действия, но они раскрыли ее роль во всем этом. Нивени превратилась в злодейку с Люмины, виновную во всех смертях на «Тигрисе». В моей смерти.

Нивени зашлась странным надтреснутым смехом. По какой-то причине весть о том, что она теперь самый разыскиваемый террорист в галактике, развеселила ее, как ничто другое.

* * *

Мы вышли из субпространства, Нивени с Катом присоединились ко мне в капитанской рубке, и мы вместе наблюдали за приближающимся Священным городом.

Только теперь до меня начало доходить: я путешествую с двумя людьми, которые потеряли все, что любили. Мы достигли Транссатурновой системы во время гравитационного окна, но выждать пару дней было надежнее. Завихрения казались сильнее, чем в прошлый раз. Удивительно, но если у меня они вызывали желание сжаться, напрячься, то Нивени почему-то развлекали. Кат же просто растянулся на спине, закинул руки за голову и смотрел на тянущиеся к нам огненные потоки так, будто сам находился далеко от сюда.

Ни он, ни она вообще не беспокоились, выживут или нет.

Вместо этого они завели пустой разговор.

– …Две разные луны. Одна была больше, имела атмосферу и считалась заповедником. На другой стоял временный купол, потому что его построили еще до терраформирования Люмины. Наверное, обе до сих пор там летают… вокруг мертвой планеты, – закончила Нивени почти шепотом.

– Я планеты не люблю, – заявил Кат. – Там вечно водятся насекомые.

«Гера» содрогнулась, и я с шумом втянула воздух. Как они могут думать о насекомых?

Нивени снова обрела равновесие и спросила:

– Ты такой большой страшный дьяболик – и боишься жуков?

– Не боюсь, а не люблю, – уточнил Кат. – Их слишком много, и они везде. Если нападут, я не смогу придумать, как отогнать тварей всех разом.

– А вы заткнуться не можете? – спросила я, глядя в окно.

Мы же попали в гравитационное окно, так? Я очень надеялась, что верно запомнила даты.

– Немезида, а Кат боится восстания насекомых, – сообщила Нивени.

– Он шутит, – рявкнула я. – А с чего такая веселая? Напилась, что ли?

– А что, хорошая мысль. Немного спиртного не повредит.

– Я не шутил, – запоздало очнулся Кат.

– Вот и Немезида никогда не шутит, – поддакнула Нивени. – Не переживай, Кат. Я защищу тебя от пауков. Особенно если знаешь, где раздобыть выпивку, пока мы в пути.

Затем они сжалились и оставили меня одну, а сами, шатаясь в трясущемся корабле, отправились на поиски алкоголя. Оба явно рехнулись.

Когда мы прибыли в Священный город, от Нивени разило, как от пивной бочки. Что бы они ни нашли, подруга определенно умудрилась облиться. Она сохраняла то же самое до жути веселое расположение духа, пока нас сканировали. Я отмахнулась от священников, которые явно не ожидали так скоро увидеть меня снова.

Интердикт засел за просмотр новостей с Люмины. Мы тайком провезли ему запись применения «Растворяющего тумана». В полете Нивени не раз ее пересматривала.

Она быстро протрезвела от того, что все же попало ей в глотку, а не расплескалось в турбулентности, и принялась ходить кругами, поглядывая на нас.

– Это место… Они здесь в полной изоляции.

– Предполагается, что Интердикт бессмертен и непогрешим, – пояснил Кат.

– Ага, очень непогрешим. Мы уже видели, как хорошо работают его декреты. Каким законченным эгоистом надо быть, чтобы сидеть здесь, в своем изнеженном мирке, вдали ото всех, и указывать остальным людям, что им думать и как жить?

– Говори тише, – осадила я ее, хотя нас вроде не подслушивали.

– Окружающие его боготворят. Все новости он получает сугубо от тех, кого приучил бездумно повторять его же собственные слова. Невероятно. Он должен услышать правду.

– Не от тебя, – рявкнула я. – И не сейчас.

Когда Ортанион наконец вышел из своих покоев, то был ужасно бледен. Он так не трясся, даже когда понял, что Тайрус не боится черной дыры.

– Это было совершено от моего имени, – тускло произнес Интердикт. – Они решили упрочить мой прежний декрет.

– И уничтожили новый. Всевеликий, нам нельзя ждать еще три года, пока вы не переучите священников. Вы нужны сейчас. Только вам под силу все исправить, – сказала я.

– Дитя мое, я сделаю все, что должен. – Он подошел ко мне и взял за руки. – Чего ты от меня хочешь?

– Чтобы вы отправились с нами. – Я склонилась ближе и вперилась взглядом в эти потрясенные, полные скорби глаза. Был лишь один путь, одно спасение, и все зависело от того, смогу ли я добиться поддержки Интердикта. – Мы должны спасти…

Тайруса. Мою любовь. Мое сердце.

Нет. Дело не только в нас двоих.

– Присоединитесь к нам, и мы спасем галактику.

Интердикт затрясся, и я не знала, что это – тревога или предвкушение отъезда. Может, он правда жаждал выполнить свое предназначение и спасти галактику от излишне рьяных верующих. Не представляю, о чем он говорил со священниками, но они недоверчиво и с опаской поглядывали в мою сторону. Наверное, вспомнили, что во время прошлого визита я попросту похитила Всевеликого.

Однако они посмотрели на меня, на Ката – особенно на Ката – и воздержались от споров.

Интердикт сделал мне знак следовать за ним. Я пошла рядом, Нивени и Кат держались чуть позади.

Ортанион заговорил быстро, нервно:

– Корабль зовется «Арбитр». Единственное мое судно, что может двигаться само по себе. Инквизиторы отобрали несколько человек нам в помощь. Что до «Геры» – она отправится следом за нами и прихватит еще священников для поддержки. Твой корабль останется в целости и сохранности.

Определенно целее, чем в руках Пасуса. Мы вошли в лифт и плавно полетели вверх к площадке. Я загляделась на корабль внизу. Отсюда он казался какой-то странной изогнутой стеной. Словно шесть сплетенных воедино колец.

– Боюсь, моя иммунная система устарела, – заметил Интердикт.

– Да. Можем выделить антитела из моей крови.

Я послала Нивени и Ката осмотреть корабль до отлета, нет ли каких-то видимых повреждений. В медотсеке боты проверили мою кровь. Они выявили несколько патогенов, но не слишком много.

– Нивени была бы идеальным донором, но… – я осеклась.

– Она с Люмины, да? Я узнал акцент.

– Да.

– Понимаю, почему она отказалась, – скривился Интердикт.

Вообще-то не просто отказалась. Она заявила мне, что скорее истечет кровью, чем даст священнику хоть каплю.