Марсено встал. То же сделала и мисс Аллана. Не прибавив больше ни слова, они вышли из ресторана. Я не сомневался: Марсено собирался отвести мисс в свои апартаменты и провести некоторое время наедине с ее восхитительными влажными губами; мне же для забавы он оставил судебный иск.

Несколько минут я сидел точно громом пораженный. Потом передо мной как по мановению волшебной палочки появилось огромное блюдо запеченных в тандуре цыплят, но я отодвинул его в сторону и снова взял в руки первую страницу судебного иска. Глаза меня не обманули: Джей и я — мы оба обвинялись в мошенничестве, неправомерном поведении, намеренном искажении фактов, введении в заблуждение и многом другом, что только смогли придумать Марсено и компания. Сумма иска составляла ни много ни мало десять миллионов долларов. Судя по терминологии, документ этот состряпал какой-нибудь младший партнер в юридической фирме третьего разбора, что, впрочем, не представляло никакой сложности; для этого достаточно было просто взять старый иск, вписать в него новые имена и адреса, кое-что подправить и подредактировать. Говоря простым языком, это была самая обыкновенная лажа, рассчитанная на то, чтобы привлечь внимание Джея и заставить его что-то предпринять. Подобные иски, как правило, не вызывают ничего, кроме изжоги, и напоминают об избитой истине, что ошибки стоят дорого, а угрозы — дешево. Вместе с тем даже явно сфабрикованные обвинения обладают свойством выжимать из людей все соки и портить им нервы, ибо выиграть такое дело обходится невероятно дорого, тогда как проигрыш может обернуться катастрофой. Такие дела тянутся и тянутся, они становятся частью вашей истории болезни и превращают вашу жизнь в круговерть «ходатайств», «заявок», «апелляций» и прочих «юридических действий», так что очень скоро вы начинаете жить не по календарю, а по расписанию судебных слушаний и заседаний. Но больше всего я боялся, что между Хершелом, безмолвно глядящим в небо превратившимися в ледяные шарики глазами, и праведным гневом Марсено есть какая-то неизвестная мне связь. А основания так думать у меня были. В конце концов, старые чернокожие работники с сорокалетним опытом за плечами очень редко отправляются выравнивать землю в пургу без носков.

Можно ли назвать то, что случилось дальше, везением?… Не думаю. Скорее, это была счастливая догадка, которая пришла мне на ум, уже когда я спустился на улицу и стоял на холодном февральском ветру, засунув в карман куртки свернутый в трубку, толстый, как журнал, иск, испытывая одновременно и злость на Джея, и страх. Мне нужно было срочно найти Джея, но я понятия не имел, где его искать. Потом я вспомнил, что сегодня четверг, а в программке школьных соревнований, которую я нашел в «бардачке» Джеевой машины, все баскетбольные матчи старших школьниц, проводившиеся вечером в четверг, были отмечены галочкой. Кроме того, как раз сегодня утром Джей сказал мне, что вечером будет занят каким-то важным делом. Да, догадаться было легко, но мне все же потребовалось некоторое время, чтобы сложить два и два и получить искомый результат. Возле отеля «Плаза» я остановил такси и назвал адрес. Школа, о которой шла речь в программке, находилась всего в двадцати кварталах, и я ее хорошо знал. Это была очень хорошая частная школа для детей старшего возраста, и если бы моя жизнь сложилась иначе, несколько лет спустя именно туда мог бы поступить мой Тимми.

Школьный спортзал находился за углом главного здания, чуть в стороне от главного входа, и я хорошо слышал крики болельщиков, доносившиеся из высоких освещенных окон. Стараясь не встретиться взглядом с охранником, я быстро прошел по коридору, заставленному оловянными кубками и другими трофеями, многие из которых были завоеваны пятьдесят и восемьдесят лет назад, и оказался в небольшом старомодном спортивном зале.

Зал был набит родителями. Они выглядели утомленными, но лица у всех были сытыми, благополучными. Многие, разрываясь между служебным долгом и родительскими обязанностями, приехали сюда прямо с работы и держали в руках кейсы. Это были люди с положением, их брак был прочен, а расписание деловых встреч составлено на месяцы вперед. Когда-то и я был таким, как они. Едва подумав об этом, я сразу ссутулился от стыда и от страха быть замеченным, узнанным кем-то, кого я когда-то знал. Никогда нельзя предвидеть, с кем можно столкнуться в подобных местах, а мне вовсе не хотелось встречаться с родителями бывших друзей Тимоти или, упаси бог, с людьми, которые когда-то знали Уилсона Доуна.

При этой последней мысли я едва удержался, чтобы не начать озираться по сторонам. К счастью, на мне был хороший костюм, и я был рад этому, словно костюм мог от чего-то меня защитить.

Когда я вошел, команда хозяев проигрывала соперницам девять очков. Мне повезло, и я отыскал свободное кресло на галерке. Матч близился к концу — в четвертой четверти оставалось играть минут восемь. Девочки на площадке взмокли от пота, раскраснелись от усилий и волнения. У большинства уже были груди — или намек на груди; форму или растрепавшиеся волосы они поправляли по-женски изящными, плавными движениями, но по большому счету они все еще были детьми.

Я оглядел зал в поисках Джея и вскоре обнаружил его на противоположной трибуне — в секторе, зарезервированном для болельщиков гостевой команды. Он сидел на верхнем ярусе у самой стены, как-то странно подавшись всем телом вперед.

Глядя на него, я почувствовал, как во мне шевельнулось отвращение. Казалось, его склоненное вперед большое тело не выражает ничего, кроме вожделения и похоти. Джей пристально смотрел на площадку в небольшой, похожий на театральный бинокль, но за игрой он не следил. Мяч летал от кольца к кольцу, девчонки взвизгивали, тренеры выкрикивали указания, но бинокль Джея даже не дрогнул. Неожиданно он отложил его и достал небольшой блокнот. Нацарапав в нем несколько фраз — несомненно, такими же наклоненными, полупечатными буквами, какими он записал для меня адрес ресторана, — Джей ненадолго закрыл глаза, потом добавил еще несколько слов. Что-то словно подсказало мне, что я присутствую при таинстве, при акте поклонения. Наконец Джей закрыл блокнот и, убрав его в нагрудный карман, снова взялся за бинокль.

Я хотел подойти к Джею, но потом мне пришло в голову, что я смогу узнать гораздо больше, если буду наблюдать за ним незаметно. Возможно, подумал я, он знаком с одной из девчушек на площадке или с ее родителями. Возможно, он — сексуальный маньяк-педофил, выслеживающий жертву. Что ж, в любом случае Элисон будет небезынтересно узнать о его странном поведении.

Между тем игра продолжалась. В зале было тепло, и я расстегнул куртку. Похоже было, что гости выиграют с преимуществом очков в двенадцать. Тренеры продолжали орать, зрители подбадривали играющих. Одна из девочек в команде хозяев заработала персональное замечание и была заменена.

— Замена! — провозгласил судья-информатор — гнусавый подросток в пиджаке и галстуке. — Вместо… — он назвал имя и фамилию, которых я не расслышал, — в игру вступает Салли Коулз, номер пятый.

Под вежливые аплодисменты от судейского столика выбежала на площадку еще одна девушка. Высокая, длинноногая, кажущаяся немного нескладной в просторной трикотажной майке и шортах, она быстро заняла свое место на площадке. Коулз… Салли Коулз… Не иначе, подумал я, это дочь того англичанина, с которым мы встречались сегодня утром. Я не очень хорошо рассмотрел стоявшие на столе фотографии и не узнал ее, но не сомневался, что это она. На вид Салли было лет четырнадцать, и она все еще была больше похожа на девочку, чем на женщину: груди еще не развились, линии тела были скорее волнистыми, чем округлыми. Только большие глаза и правильные черты лица указывали на то, что когда-нибудь в будущем она станет настоящей красавицей.