Наконец мы остановились перед стеклянной дверью, на которой было выведено по трафарету: «Мастурбация Лимитед».

— Входи, ты!..

За дверью оказался небольшой кабинет с широким тонированным окном, выходившим на танцпол внизу. Четверо конвоиров вошли следом за мной, плотно закрыв дверь. Слева от входа стоял неподключенный микшерный пульт, несколько «вертушек» и магнитофонных дек. В центре комнаты сидел очень толстый негр в красном шелковом халате и портативном переговорном устройстве; кроме того, на нем были солнечные очки в золотой оправе, на темных стеклах переливались какие-то голографические наклейки. Кресло было приподнято таким образом, чтобы он мог, не вставая, наблюдать сквозь стекло за всем происходящим на танцевальной площадке клуба. Рядом стояла двухсотгаллонная бочка из-под масла с прорезью в крышке. Пол и стены кабинета ритмично вибрировали в такт низким басовым нотам; время от времени до моего слуха доносился приглушенный вопль или визг восторга. Внизу, на танцполе, ритмично дергалось и извивалось не меньше двух сотен тел; блики стробоскопов метались по этой живой массе, а на сцене, то размахивая цепями, то хватаясь за промежность, кривлялась модная рэп-группа.

— Вот тот пижон, Г. Д.

Г. Д. указал мне на стул и взмахом руки отослал охрану.

— Мы будем снаружи, друг.

На меня Г. Д. так и не взглянул. Несколько минут он наблюдал за происходящим на танцполе и отдавал какие-то указания в микрофон переговорного устройства.

— Проверьте, что эти ниггеры делают у красного дивана… — Он наклонился к окну, присматриваясь. — Нет, не этот… Чувак в зеленом. Да-да, он… Он мне не нравится. Скажите этому негритосу, что я читаю его мысли. О'кей, спокойно. Эй, Антван, ты меня слышишь? Принеси эту коробку ко мне, немедленно. Принеси ее сюда!

— Эй, — сказал я. — Не хочешь рассказать, зачем я здесь?

— Заткнись и не мешай человеку работать, — был ответ. — Антван, я хочу, чтобы ты был у меня… — Г. Д. повернулся ко мне. — Как ты меня назвал? «Эй»?!

— Я только спросил, зачем я тебе понадобился.

Нижняя часть его лица под очками расплылась в широкой ухмылке.

— Тебя плохо воспитывали, белый человек. Меня зовут Г. Д.

— Рад познакомиться, Г. Д., — сказал я. — А теперь скажи, что тебе от меня нужно.

Дверь распахнулась. Молодой парень с волосами, заплетенными во множество коротких косичек, и татуированным утенком Даффи на предплечье втащил в комнату небольшой металлический сундучок с замком. По всей вероятности, это и был Антван. Его взгляд упал на меня:

— Это еще кто?

Г. Д. пропустил вопрос мимо ушей.

— Открой, — коротко скомандовал он.

Антван открыл сундучок и наклонил его в сторону Г. Д. Даже оттуда, где я сидел, было видно, что он битком набит деньгами.

— О'кей?

Г. Д. протянул руку, вытащил из сундучка тонкую пачку купюр, потом взял моток упаковочной ленты и крест-накрест обмотал ею сундучок не меньше пяти раз.

— Этого достаточно… — пробормотал он себе под нос и расписался на ленте толстым фломастером. — Положи в сейф.

Антван опустился на колени возле пристеночного столика, открыл какую-то дверцу, поставил сундучок внутрь и снова закрыл.

С танцпола внизу по-прежнему доносился визг и вопли.

— Сколько у тебя там девчонок? — спросил Г. Д.

— Девятнадцать и Серена за кассой.

— Ла Квин сегодня выступает?

— Да. — Антван улыбнулся. — Хочешь ее видеть?

— Скажи, пусть поднимется ко мне и кое-что мне покажет.

Не успел Антван выйти, как в кабинете появился еще один чернокожий в рубашке из вельветина. На одной руке у него был большой шрам.

— Кто этот белый ублюдок? — спросил он, хмуро поглядев на нас.

— Никто. Просто пришел в гости. Давай лучше взглянем, что там у тебя.

Негр со шрамом достал небольшой серебристый пистолет.

— Хорошо. Он сопротивлялся?

— Почти нет, босс.

Г Д. опустил пистолет в прорезь на крышке бочки, потом достал из кармана халата пригоршню банкнот и протянул негру со шрамом:

— Вот, возьми. — Они легонько стукнули кулак о кулак, после чего негр со шрамом ушел, и Г. Д. повернулся ко мне: — Значит, ты работаешь на Рейни?

— Нет.

— Врешь.

Я пожал плечами.

— Моя тетка сказала — она разговаривала с тобой сегодня.

— Она разговаривала главным образом с Джеем. Я оказался рядом случайно.

— Чего она от вас хотела?

— Денег.

— Верно. Но она — старая, глупая женщина. Она сделала одну ошибку.

— Какую же?

— Назвала не ту цифру.

Я промолчал.

— Я сказал — она назвала не ту цифру. Она потребовало слишком мало.

— Понятно.

— Ты не уважаешь моих чернокожих братьев?

— Уважаю.

— Ты ненавидишь негров?

— Нет.

— Ты считаешь, они должны оставаться нищими и дохнуть от СПИДа и прочего дерьма?

— Нет.

— Может быть, ты считаешь негров глупыми?

— Нет.

— А вот мне сдается, ты считаешь всех чернокожих кретинами. Похоже, у тебя сложилось предубеждение против моих братьев.

— А я уверен — у тебя сложилось очень сильное предубеждение против белых.

— Ты ненавидишь черных.

— Нет.

— Ты ненавидишь их, потому что они выше тебя!

— Нет.

— Тебе не нравится сексуальная доблесть моих черных братьев.

— Очень нравится.

— Черные тебе омерзительны.

— А тебе омерзительны белые? — спросил я. Г. Д. резко выдохнул через нос:

— Да!

— И ты ненавидишь белых?

— Да, я их ненавижу.

Вот и поговорили, подумал я.

Дверь кабинета снова открылась, и внутрь заглянула какая-то девушка. Губы у нее были выкрашены в желто-оранжевый цвет, напоминавший расцветку нью-йоркских такси. Такого же цвета были туфли на высоких каблуках, трусики-«шнурочки» и отделанный бахромой лифчик.

— Иди сюда, Ла Квин.

— О, я знаю, что ты хочешь! — пропищала Ла Квин тонким, счастливым голосом, и я догадался, что тут не обошлось без маленьких таблеточек, которые делают голос человека высоким и счастливым. Потом Ла Квин увидела меня:

— Это кто?

— Просто один белый придурок, который сам не знает, что делает.