«Не так желательно воспитывать уважение к закону, как желательно воспитывать уважение к праву… Закон никогда ни на йоту не делал людей более справедливыми. Посредством уважения к закону даже благодушные люди ежедневно становятся носителями несправедливости. Обычным и естественным результатом чрезмерного уважения к закону является то, что вы можете наблюдать, как строй солдат… браво марширует по горам и по долам, идя воевать против своей воли, вопреки здравому смыслу и совести, что делает этот марш в гору непростым занятием, вызывая у участников учащенное сердцебиение».

Его друг и коллега по перу Р. У. Эмерсон был согласен с Торо, но считал протест бесполезным. Когда Эмерсон посетил Торо в тюрьме и спросил его: «Что ты делаешь здесь?», то ответом последнего, по свидетельству очевидца, было: «А что ты делаешь там?».

Большая часть религиозных конфессий или откровенно поддерживала войну, или робко молчала. В целом никто, кроме конгрегационалистов, квакеров и унитариев, не выступил открыто с антивоенных позиций. Однако баптистский священник, президент Университета Брауна преподобный Фрэнсис Уэйленд, произнес три проповеди в университетской часовне, заявив, что справедливыми являются только оборонительные войны, а в случае несправедливой войны на личности лежит моральная обязанность сопротивляться таковой и не давать властям деньги на ее ведение.

Бостонский священник унитарной церкви преподобный Теодор Паркер сочетал красноречивую критику войны с презрением к мексиканцам, которых называл «жалким народом – жалким по происхождению, истории, характеру»; со временем они обязаны уйти с дороги, как это сделали индейцы. Да, говорил он, Соединенные Штаты должны расширяться, но не военными средствами, а силой своих идей, преимуществами со стороны своей торговли, «постоянным прогрессом высшей расы, обладающей лучшими идеями и лучшей цивилизацией… тем, что они [США] лучше Мексики, мудрее, гуманнее, свободнее и мужественнее ее». В 1847 г. Паркер призвал к активному антивоенному сопротивлению: «Пусть будет позором для жителя Новой Англии записаться в армию, для купца из Новой Англии ссудить свои доллары или предоставить свои корабли для поддержки этой порочной войны; пусть будет позором для промышленника произвести пушку, шпагу или ядро для убийства наших братьев».

Расизм, проявленный этим священником, был широко распространенным явлением. Конгрессмен от штата Огайо, виг и аболиционист Коламбус Делано выступал против войны, потому что боялся смешения американцев с людьми низшего сорта, которые «представляют собой все оттенки цветов кожи… плачевную смесь испанской, английской, индейской и негритянской кровей… результатом которой является, как говорят, воспроизводство ленивой и невежественной расы».

По мере продолжения военных действий оппозиционные настроения росли. Американское миротворческое общество[80]издавало газету «Адвокейт оф пис», в которой публиковались антивоенные стихи; тексты выступлений, петиций, проповедей; свидетельства очевидцев о деградации жизни в армии и об ужасах войны. Аболиционисты, выступавшие в газете «Либерейтор» У. Л. Гаррисона, осуждали войну, говоря о ее «агрессивном, завоевательном и грабительском характере» и о том, что она отмечена «хулиганством, вероломством и всеми остальными чертами национальной порочности». С учетом того, какие энергичные усилия предпринимали лидеры страны, чтобы добиться поддержки патриотов, примечателен масштаб открытого недовольства и критики. Антивоенные митинги проходили, несмотря на атаки патриотически настроенных толп.

Пока армия приближалась к Мехико, «Либерейтор» дерзко продекларировал пожелания американским войскам потерпеть поражение: «Каждый человек в любой стране, кому дороги свобода и гуманность, должен пожелать им [мексиканцам] самого триумфального успеха… Мы только надеемся на то, что, если крови и довелось быть пролитой, это была кровь американцев, и на то, что следующие новости, которые мы узнаем, будут новостями о том, что генерал Скотт и его армия попали в плен к мексиканцам… Мы не желаем ему и его солдатам физических страданий, но желаем им полного поражения и позора».

Выдающийся оратор и писатель, бывший раб Фредерик Дуглас писал 21 января 1848 г. в своей рочестерской газете «Норт стар» об «имеющей место позорной, жестокой и несправедливой войне с братской республикой. Мексика представляется обреченной жертвой англосаксонской алчности и жажды власти». Ф. Дуглас с презрением отмечал нежелание противников войны предпринимать действенные меры (даже аболиционисты продолжали платить налоги): «Решимость нашего президента-рабовладельца вести войну и вероятность его успеха в деле выжимания из народа людских ресурсов и средств на ее продолжение становятся все очевиднее, отнюдь не будучи поставлены под сомнение хилой оппозицией. Ни один более или менее значительный или высокопоставленный политик не рискует поставить под угрозу собственный авторитет внутри своей партии… открыто и безусловно осудив войну. Никто не готов к тому, чтобы, несмотря на все риски, занять твердую позицию отстаивания мира. Все, похоже, хотят, чтобы война в той или иной форме продолжалась».

А с кем же было общественное мнение? Трудно сказать. После первого прилива запись в армию начала сокращаться. Результаты выборов 1846 г. показали значительный рост оппозиции Полку, но кто мог предположить, в какой степени это было связано с войной? В Массачусетсе конгрессмен Роберт Уинтроп, голосовавший за войну, одержал на выборах триумфальную победу над антивоенно настроенным вигом. Дж. Шрёдер делает в своей работе вывод о том, что, хотя популярность Полка и упала, «общий энтузиазм по поводу войны с Мексикой оставался на высоком уровне». Но это лишь предположение. В то время не проводились опросы общественного мнения. Что же до голосования, то большинство граждан вообще не участвовало в выборах, – а что они думали по поводу боевых действий?

Историки войны с Мексикой с легкостью говорили о «народе» и об «общественном мнении». Среди них – Джастин Смит, чья двухтомная работа «Война с Мексикой» долгое время являлась эталоном. Он, в частности пишет: «Разумеется, необходимо было… в той или иной степени учитывать все давление со стороны нашего воинственно настроенного народа, ибо такова природа народного правительства».

Правда, приведенные Дж. Смитом данные получены не от «народа», а из газет, которые объявили себя гласом народа. В августе 1845 г. нью-йоркская «Гералд» утверждала: «Массы призывают к войне». А нью-йоркская «Джорнэл оф коммерс» полушутя-полусерьезно писала: «Отправимся же на войну. Мир утрачивает свежесть и становится пресным, пора захватывать корабли и сносить с лица земли города, поджечь мир, чтобы начать жизнь заново. Вот будет здорово и интересно – будет о чем поговорить». Нью-йоркская «Морнинг ньюс» сообщала о «молодых и страстных душах, собравшихся в городах… Они жаждут выхода своей неутомимой энергии, и их внимание уже приковано к Мексике».

Информировали ли газеты о настроениях в обществе или они их создавали? Те, кто писал об этих настроениях, например Дж. Смит, зачастую были убеждены в необходимости войны. Смит, посвятивший свою книгу одному из ультрарадикальных экспансионистов в истории США Генри Кэботу Лоджу, привел длинный список грехов, в которых Мексика провинилась перед Соединенными Штатами, закончив его словами: «Таким образом, на нашем правительстве, как на выразителе национального достоинства и представителе национальных интересов, лежала обязанность принять меры». А вот как он прокомментировал призыв Дж. Полка к войне: «По правде говоря, ни один другой курс не был бы патриотичным или просто разумным».