будто испаряются, как только он их пройдет. Волосы зашевелились от внезапного открытия. Мозг попытался было обдумать это, но Колямбо резко дал по тормозам, видя, что его старый знакомый – страх, прямо бежит от счастья, что его снова вроде как позвали.

«Странно, а почему я не слышу никаких лесных звуков? Причем давно, я давно их не слышу». Тишина вокруг них стала на редкость пронзительной. Скрип снега под бахилами был резким и раздражающим, но лишь оттого, что это был единственный звук, который раздавался в настоящий момент в этом лесу.

Первые сумерки замалевали все краски окружающего мира в серые оттенки, а старушка, и до этого не казавшаяся разноцветной, превратилась и вовсе в черную человекообразную тень, пробирающуюся сквозь глухую чащу.

Напряжение нарастало. Ни чириканья птиц, или хотя бы карканья ворон, ни хруста где-то ломающихся пересохших веток, ни задувания ветерка (его-то куда дели?!), ничего. Только скрип снега под бахилами. Колямбо, осознавая, что теперь страх как никогда рядом, только переводил взгляд с черной уже зловеще выглядящей тени, бредущей в сорока метрах перед ним, на подозрительные, будто скрюченные, в этой части леса деревья. Он уже не видел перед собой следов старушки, то ли сумерки полностью поглотили их, то ли они вообще исчезли, что Колямбо казалось более вероятным. Но он шел за ней, понимая, что, остановившись, может лишиться рассудка, так как придется решать, что делать дальше, делать новый выбор. А новый выбор подразумевал оценку ситуации. А ситуация была как никогда поганой. Останавливаться нельзя!

«Куда ты меня ведешь, старая ведьма?!»

«Да, кто ты такая, наконец?»

Страх открывал свои ледяные обширные объятия. Его пальцы уже коснулись мозга Колямбо.

По спине пробежали неприятные мурашки. Внезапно Колямбо потерял старушку из виду. Всего секунду назад он еще различал ее черную фигуру, а теперь нет. Она словно растаяла.

Колямбо замедлил шаг. «А теперь все, приехали!».

Настало время для оценки ситуации. Дряблые склизкие пальцы страха аккуратно легли на весь его мозг, чувствуя витиеватые загогулинки нейронов.

Один, никого вокруг. Давно нет никого живого вокруг. Он во власти спустившейся на землю полутьмы, в которой едва различимы деревья, кусты и камни. Он не знает, где он, он не знает, куда идти, он теперь вообще ничего не знает. Все слишком тихо для того, чтобы окружающий мир казался хоть немного живым.

Он будто бы попал в созданную природой могилу, в страну пронзительной тишины, которая навсегда поселится в его ушах и никогда больше не отпустит отсюда. В страну, куда его привел призрак, призрак босоногой старушки, видимо, тоже когда-то здесь заплутавшей, и теперь заманивающей несчастных туристов в свой мрачный, поражающий беззвучием мир тихого ужаса.

«Вот он – тихий ужас! Вот оказывается, как он выглядит».

Страх довольно улыбнулся, держа костлявые пальцы прямо над мозгом Колямбо. Теперь можно сжимать объятья. Теперь он наш.

«Хотя минутку!»

Какую еще тебе минутку, думает страх. Минутки кончились, впереди вечность, в ней минутки не в счет.

«Минутку, минутку!»

Страх недоуменно убирает свои руки обратно.

«Я знаю, где я! Это же… Это же, Три брата! Вон там, чуть левее!»

Сквозь строй елей, на фоне еще не до конца потемневшего неба, вырисовывались очертания скалы, стоящей прямо посреди леса.

«Это первый из Трех братьев! Тот, что выше всех по склону расположен. Это он! Это на нем мы вчера делали привал и жарили хлеб и сало!»

Колямбо помчался к скале. До нее вроде было совсем недалеко. Он миновал пару елей, перепрыгнул через торчащий из белого сугроба острый камень и… возликовал. Сомнений не оставалось, перед ним, где-то в ста метрах, вырастал первый из Трех братьев. Первый, если считать сверху склона. Вот почему Колямбо казалось, что он двигался под горку, следуя призраку босоногой старушки, которую он в этот миг мысленно благодарил за то, что вывела его из чащи, вывела его к месту, которое было знакомо. В порыве радости, напрочь забыв все те страхи, что еще недавно грозили навсегда свести его с ума, Колямбо кинулся к скале.

Через пару минут он сблизился с объектом и пулей взлетел на ту небольшую пологую террасу, где вчера Зубарев, Бамбук, Димка, Муха и он сам развели небольшой, но теплый костерок. Наконец-то в уравнении появилось хоть что-то известное, и оно напоминало о людях, к которым Колямбо за три дня похода уже так привык, и которых теперь так не хватало.

Шакулин шел по улице, вид у него после сегодняшнего рабочего дня был мрачноватый. Он в задумчивости глядел себе под ноги, не особо беспокоясь о том, что опаздывает. «Подумать тоже, какая важность, что там может быть у директора музея сегодня? Что он там, еще какие-то сведения про оборотня расскажет?!»

А мрачнеть Шакулину было от чего, где-то после обеда к ним с Листровским в кабинет вошел Альшанин с двумя оперативниками из конторы. После недолгой словесной прелюдии эти товарищи объявили, что дело принимает уж совсем нехороший характер, так как оба последних пострадавших – весьма необычные люди. Первый из них, труп которого нашли на холме близ Пушкинского поселка, оказался старшим научным сотрудником СКБ-387, секретного конструкторского бюро, самого закрытого предприятия, базировавшегося в Златоусте, и занимавшегося разработкой крылатых ракет для советских подводных крейсеров. Но что было еще интересней, так это то, что второй человек, труп которого обнаружили у Монблана, был его другом, и тоже являлся работником того же СКБ. Собственно говоря, они оба были из одного отдела, правда, какого точно, оперативники, закрепленные за конструкторским бюро, сообщить отказались.

Андриевский и Мишакович, это были фамилии потерпевших, до настоящего момента считались находящимися в отпуске. И как положено перед уходом в этот самый отпуск, они известили оперативников о том, что проведут его здесь, на свежем воздухе, соберут рюкзаки и отправятся в поход по Таганаю. Оба были членами туристического кружка, организованного при СКБ. За ними числились несколько пеших походов третьей категории сложности, да еще один водный – второй категории, так что считать их неопытными туристами было нельзя. Отправились на Таганай они вдвоем. По данным оперативников, в эту местность они ходили уже не раз. Но самым поразительным для Шакулина была реакция Листровского на услышанные новые сведения, длившаяся всего пару секунд. Выслушав все, что сказали оперативники и Альшанин, капитан как-то излишне сильно закусил зубами собранную в кулак руку. Это длилось всего пару секунд, но было достаточно для того, чтобы понять, Листровский ничего подобного не ожидал, ситуация выходит или, что более вероятно, уже вышла из-под