Даф начала собираться. Подобно большинству девушек, она былауверена, что не берет с собой ничего лишнего. Только самое необходимое. Воттолько понятие необходимого включало в себя практически все вещи, которыми онавладела.

Внезапно кто-то постучал в стекло. Дафна вздрогнула исхватилась за флейту. Меф рывком открыл раму. На лысеющем газоне, осыпанномперхотью конфетных фантиков, стоял Чимоданов и с остервенением скреб ногтямилевую лопатку.

– Комары, блин, звери, блин… – пожаловался онМефу. – Тяпнула, насосалась крови и улетела. Проклянуть бы все еепотомство!

– Не советую. Это теперь и твое потомство тоже, –сказала Даф.

– Что за бред?

– Это не бред. Гордись: ты только что стал папой длякучи маленьких комариков.

– Или, скорее уж, мамой. Так что гордись вдвойне,Чемодан! – уточнил Меф, неплохо знавший биологию.

Лучше бы он промолчал. В эту минуту его тоже укусил комар,влетевший на свет, и Меф тоже стал мамой.

Чимоданов перевалился животом через подоконник и, сползаявниз, неосторожно ткнулся носом в разборную гантель Мефа.

– Все истязаешь себя? Турника уже не хватает? –спросил он, потирая нос.

– Время от времени, – уклончиво ответил Меф.

– Ага, время от времени! Вон краску всю содрал. И охотатебе?

– Человек не должен делать то, что ему хочется. Толькото, что не хочется. Главный тест на то, что дело действительно нужное, этоощущение «не хочется», – заявил Меф.

– Не факт. Мне вон в окно не хочется прыгать с десятогоэтажа. По твоей же логике выходит: надо пойти и сигануть, – сказалЧимоданов.

– Не передергивай! Человек всегда знает, чем настоящее«не хочется» отличается от идиотского. Лень и потакание себе покрывает нас нетолько телесным жиром, но и душевным. Мы становимся как бройлера на гнилыхногах, годные только на убой мраку, – сказала Даф.

Петруччо скривился.

– Ну и речугу ты задвинула! Нечего тут агитациюразводить! Меня Арей послал за Мефом! Лучше бы, конечно, снова Мошкина выпнули,но я ему первый попался.

Дафне этот ночной вызов не понравился. Особенно теперь,перед поездкой, когда мир напружинился в тревожном ожидании.

– Меф больше не подчиняется Арею! Он ушел отмрака! – твердо сказала она.

Чимоданов с любопытством, как птица, склонил голову набок.По его лбу удивленной гусеницей проползла бровь.

– Мне так Арею и передать? – уточнил он.

Дафна с надеждой оглянулась на Мефа. Тот ощутил, что ейхочется именно такого ответа, четкого и категоричного, но сама принимать занего решение она не станет.

– Надо сходить! – сказал Меф виновато. – Арейне стал бы звать просто так, особенно теперь, когда он… Я быстро.

Дафна на мгновение закрыла глаза. Она отлично понялапропущенное слово. Это слово было «обижен». Только наивный Меф мог считать, чтоперед мраком и Ареем у него по-прежнему существуют обязательства. Нелепость!Все равно как если бы заяц искренне думал, что обидел волка, посмев убежать иоставить его без обеда.

– Я с тобой, – сказала она.

– Как хочешь, – ответил Меф. Почувствовал, что Дафнемного обиделась, и уточнил: – Я хотел сказать: если ты, конечно, хочешь…

Чимоданов с любопытством уставился на вещи, которые Дафстопками начала раскладывать на диване.

– Куда собрались-то? – спросил он тоном великогоинквизитора, который обнаружил под подушкой у заключенного напильник.

– У меня чемоданное настроение, – сказала Даф.

Петруччо дернулся, точно его ткнули в нос.

– «Че», а не «чи», – подчеркнула Даф, правильнопоняв причину этого движения.

* * *

Меф привычно присел под лесами, пропуская над головой железкус торчащим болтом, о который за эти годы раз десять пытался пробить череп, покане научился наклоняться. Спилить болт или расплавить его взглядом было деломдвух минут, однако Меф был истинный сын Зозо и не искал легких путей. Его дажезабавляло, что на болт за минувшие годы сгоряча было наложено столькопроклятий, что в темноте он светился как радиоактивный.

– Ну что, мы идем или как? – запыхтел им в спинуЧимоданов, у которого всегда в последнюю секунду начинался спешливый трясунчик.

Дафна неприязненно покосилась на опознающую руну мрака,сердито мигнувшую на нее красной каракатицей, и вошла.

Приемная мрака встретила их непривычным гвалтом.

Возле Наты, которая и не думала спать, хотя уже рассветало,крутилось несколько суккубов. Меф видел их и прежде, когда продлевал имрегистрацию. Кажется, они ошивались при каком-то молодежном шоу на телевидении,где и улавливали эйдосы.

Один – сонный блондин, состроченный пополам с тощеватойжилистой брюнеткой – почти повис на Нате. Касался ее напудренной губкой, что-томаскировал, качал головой и отскакивал, как художник от мольберта, чтобыбросить взгляд издали.

Другой суккуб – рыхлый и зевающий – устанавливал на штативвидеокамеру. Третий – наполовину лысый, как Сократ, наполовину лохматый, какрок-звезда – начальствовал над остальными. Скучая, он глубокомысленно созерцалсобственные ноги, точно размышлял, где он мог прежде с ними встречаться?Четвертый возился со звуком и, успешно имитируя отсутствующую застенчивость,просил у Наты разрешения продеть ей под блузку микрофон. Продел, расправилпроводок и остался доволен.

– Готово! Проверяем! Скажите что-нибудь! –потребовал суккуб-звукооператор.

– Ты идиот, болван и тупица! – сказала Ната.

Суккуб не обиделся.

– Отлично, лапочка! Просто отлично! Только не касайсямикрофона подбородком! Головку чуть повыше! Ну-ка еще разик! – попросилон.

– Пошляк, хам и посредственность!

– Чудесно! И помни про головочку! – одобрилсуккуб.

– Ну, скоро там? – нетерпеливо крикнулначальствующий суккуб.

– Секунду! – Суккуб с губкой коснулся Наты впоследний раз и отпрыгнул кузнечиком. – Проверка! Поехали!

Вихрова сделала шаг к зеркалу, в котором, размахивая рукамии пытаясь поймать ее взгляд, прыгал молоденький офицерик. К камере онапредусмотрительно держалась вполоборота.