Вдруг слышится стук, как будто чечеточники танцуют на деревянном полу в передаче «Американская эстрада», я открываю глаза и вижу Папу! Он без предупреждения бросается на ближайшего члена банды, раздается оглушительное «клак-клак-клак».

Папа наносит удар костяными пальцами с кольцами. До меня не сразу доходит, что удар достался Порезанному, потому что его лицо сползает куда-то влево, а зубы летят направо.

Ну, началось…

Я пытаюсь зацепить лезвием Чиво, он отшатывается назад, я промахиваюсь на несколько сантиметров. Я достаю его вытянутой рукой, у Большой Тени в руках бейсбольная бита… Он наносит удар сверху вниз, ломая мне предплечье. Нож вылетает из руки, я кричу от боли, злобы и всего прочего и падаю на колени.

Как бойцу мне с Папой – и даже с его скелетом – не сравниться. Он переключается на Психа. По крайней мере, мой крик не похож на крик Психа. Папа наносит ему удар кулаком по почкам, за которым следует сокрушающий в нос.

Я больше не представляю ни для кого угрозу, просто держу руку и скулю, но Чиво бьет меня стальным носком ботинка по лицу сбоку. Я валюсь на землю, он смеется.

Папа рычит:

– Клак-клак-клак!

Следующим от удара папиного кулака валится Джеви. Пожалуй, после выхода из больницы его лицо будет все в шрамах, как у Франкенштейна.

И все это время Сэйнт кричит с того места, где его уронил Папа:

– Дай ногой по яйцам! Выбей глаз!

Трое из них уже лежат, но затем Большая Тень наносит Папе удар битой по затылку, и Папа пошатывается. У Паука свинцовая труба, а у Марионетки на кулаки намотаны железные цепочки… Бандиты бьют по очереди, и при каждом ударе от скелета отлетают куски кости, проносясь, как кометы, по ночному небу.

Бандитов слишком много. Похоже, Папу опять забьют до смерти на глазах у меня, единственного свидетеля. Руки скелета распадаются, позвоночник рассыпается на позвонки, скелет разлетается на части, как брошенный на пол домик, собранный из детского конструктора.

– О, проклятье, – говорит Сейнт, он больше не строит из себя умника.

И все это время Чиво смеется.

Призрак Сэнти говорит ему:

– Может, хватит, задница? Убирайся, оставь нас!

– О задницах говоришь, должно быть, любишь их, а? – Чиво, покряхтывая, тыкает себя в бедра.

– Подонок, ты силен, только когда в руке пистолет, а вокруг банда. Вот встретимся в Миктлане, пожалеешь.

– Если это туда отправляются хото, то меня там не увидишь, – но смеяться Чиво перестает.

Он осматривает свою банду и понимает, что половина уже вне игры. Вдруг он вытаскивает самодельный пистолет, наводит на меня, в темных глазах у него пляшет пламя.

– Смотри, Псих, что он сделал с Порезанным, – говорит он, как будто это моя вина. Чиво говорит тихо, и это хуже, чем его крики и насмешки. Он совершенно спокойно говорит остальным: – Взять его.

Стремясь защититься, я сворачиваюсь в комок, но они хватают меня, тянут за руки и за ноги, я оказываюсь на весу лицом вниз. Я едва могу кричать, потому что едва могу дышать.

Я не понимаю, что сейчас должно случиться, я это чувствую: Чиво засовывает пистолет мне глубоко в задницу, и все это только из-за поцелуя…

– Тебе ведь нравится, как он входит, верно? – говорит Чиво.

– Он ничего не делал, это все я! – слышу я голос Сэнти. Хочется закричать: «Это неправда!», но это уже неважно.

– Ты должен поблагодарить меня, – отвечает Чиво. – Я посылаю его к тебе, сможете трахаться в аду.

Слышатся глумливые замечания и смех.

Тут раздается удар, как будто грузовик врезался в стену, и моя правая рука оказывается свободной. Я поднимаю глаза и успеваю увидеть, как Марионетка отлетает от меня метров на шесть. Упав, он валит два камня, стоящие в изголовьях могил, и в этот вечер ему уже не встать.

Остальные выпускают меня, и я падаю на землю. Рядом с Папиными костями стоит еще один невысокий коренастый скелет в домотканой одежде, какую делают в Кампече[63], отделанной кружевами и траурным крепом. Череп прикрыт черной вуалью, которую удерживает на месте заколка из черепахового панциря, – я узнаю ее, она получена по наследству моей бабушкой от ее бабушки.

Абуэлита явилась из Хуареса, и вместо волос у нее цветы-ноготки, а в руках книга черной магии, Brujería Magia Negra.

– Клак-клак-клак, – говорит она.

Голова Паука мотнулась набок, как будто ее отжали фомкой. Он, падая, делает полный оборот вокруг себя и валится на землю.

Большая Тень смотрит, разинув рот, глаза испуганные.

– Клак-клак-клак, – снова говорит Абуэлита.

От удара что-то ломается под футболкой у Большой Тени, я не знаю, сколько это ребер, только его ступни отрываются от земли, он падает головой вниз, сворачивается в клубок, как недавно это было со мной, хватает ртом воздух и всхлипывает, чего я прежде не слышал.

– Гребаная сука, ведьма! – кричит Чиво, переводя пистолет с меня на Абуэлиту, тот самый пистолет, который, как он считает, делает его таким крутым.

Гремит выстрел, пуля попадает Абуэлите в голову, я слышу «ах!» и не сразу понимаю, что это ахнул я сам.

Пуля разбивает на мелкие кусочки заколку из черепахового панциря, принадлежавшую бабушке Абуэлиты. Во лбу черепа дымится дыра, из нее сыплются лепестки ноготков. Мне кажется, Абуэлиту эта дыра от пули нисколько не волнует. Утрата заколки из черепахового панциря – поскольку это семейная ценность, и все такое – вот что будет ее огорчать.

И мне тоже не до шуток, в данный момент мне почти жаль cabron[64]. Он даже не понимает, что натворил…

Как я уже говорил, Абуэлиту лучше не сердить.

Глазницы ее черепа как будто расширяются, или, может быть, это из-за окружающей их колючей проволоки кажется, что они увеличиваются в размерах и начинают вращаться. Абуэлита воздевает обе руки, как будто держит ими ночное небо, и, когда рукава сползают к плечам, я вижу на костях рук руны.

– Клак-клак-клак, – говорит она.

– Клак-клак-клак!

– Клак-клак-клак!

Движение воздуха над кладбищем прекращается, как будто его высосали, красный свет окружает Чиво, и затем раздается взрыв.

Есть только один способ описать это: внутри Чиво взорвалась динамитная палочка. Он мертв, как динозавр.

Я сглатываю, утираю брызги с лица. Раза два моргаю.

И Чиво возвращается…

Он восстает из дерьма, в которое превратился, и теперь состоит наполовину из тумана, наполовину из твердого вещества. У него огромные, как в мультфильме, глаза, как будто он и сам не может поверить в собственное возвращение. Мы смотрим, как он похлопывает себя по телу. Крови нет, нет и грязи. Все так, как должно быть, даже его брюки цвета хаки по-прежнему сохраняют складку на штанинах.