У стены, освещенные слабым светом единственной свечи, прямо на полу сидели, обнявшись Марк и Варфоломей. Услышав мою возню, Марк посмотрел на меня, как на привидение, и потряс Варфоломея за плечо.

— Смотри! Он очнулся!

— Этого не может быть, — промямлил тот сонным голосом и лениво открыл глаза. — Пьетрос! Ты жив!? Мы уже не надеялись. У тебя не было пульса. А мы не могли даже вызвать «скорую». Все двери оказались заперты. Мы не смогли выйти. И телефоны тут не ловят.

Я удивленно смотрел на них.

— А почему так темно?

— Мы потушили все свечи, кроме одной, еще вчера, когда поняли, что можем остаться в полной тьме, и стали жечь их по очереди. Это последняя.

— Еще вчера?

— Ты был без сознания более суток.

— Мы говорили всего минут пятнадцать.

— Говорили? С кем?

— С Гэ Хуном.

— С Гэ Хуном? У тебя были галлюцинации? — Варфоломей посмотрел на меня крайне заинтересованно, взял свечу и поднялся на ноги, так что осветил роспись у себя за спиной.

И я узнал пейзаж, несмотря на огромную тень Варфоломея, скрывавшую добрую половину картины. Это была та самая гора, на которой меня встретил китайский алхимик, и во мне сразу что-то переменилось, словно меня подцепили на крючок и приподняли над землей. Боль и сладостная покорность. Невидимый рыбак рывком поставил меня на ноги и подтолкнул к картине. Я сделал шаг, и Варфоломей отпрянул в сторону. Наверное, вид у меня был совершенно сумасшедший. Я шел прямо на стену, абсолютно не владея собой. Да, это была бумага, и очень старая бумага. Она разорвалась сразу, без особых усилий, и я оказался перед тяжелой железной дверью, украшенной литыми тиграми и драконами, и иероглифическими надписями. Варфоломей уже пришел в себя и стоял со свечой чуть позади, освещая дверь.

— Здесь цитата из «Дао-Дэ цзина», — тихо сказал он. — «Кто умеет овладевать жизнью, идя по земле, не боится носорога и тигра; вступая в битву, не боится вооруженных солдат. Носорогу некуда вонзить в него свой рог, тигру негде наложить на него свои когти, а солдатам некуда поразить его мечом. В чем причина? Это происходит оттого, что для него не существует смерти».

Когда я услышал эти слова, небесный рыбак снова вспомнил обо мне. Покоряясь его воле, я разжал руку. В ней был ключ. Я быстро нашел замочную скважину. Ключ подошел, я повернул его, и дверь со скрипом подалась.

Перед нами была еще одна лестница, ведущая куда-то вниз. Варфоломей опустил свечу, но это не помогло. Все равно она освещала только несколько ступеней. Я пошел вперед. Лестница медленно поворачивала, извиваясь по внешней окружности широкого колодца. Мы спускались все ниже, и скоро дверь и даосский храм-лаборатория остались где-то далеко наверху. Стало холодно.

Наконец мы оказались перед каменной аркой, за которой был провал во тьму. На арке сияла молочно-золотистая надпись:

Мы прошли под нею, и сразу стало чуть светлее. Это свет свечи отразился в идеально отшлифованном молочно-золотистом камне тонких резных колонн, поддерживавших своды огромного зала. Здесь на возвышениях лежали воины в старинных одеждах, и каждый из них держал тонкий длинный меч.

Варфоломей поднес свечу поближе к одному из воинов. Глаза его были открыты, и в них чернело по два зрачка.

— Вот это да! — прошептал Варфоломей. — Нет! Вы не понимаете! Вы просто не в состоянии понять, что происходит! — и он нервно поправил на носу маленькие круглые очки. — Смотрите, у них острые кончики ушей!

Я присмотрелся. Да, совсем, как у Гэ Хуна. Тут я случайно задел край халата одного из воинов, и ткань рассыпалась в прах, обнажив участок кожи руки. Точнее не совсем кожи. Она была серебристой и больше напоминала чешую. И пламя свечи заиграло на этой «коже», как на лезвиях мечей, тоже светлых и чистых и нетронутых временем.

Увидев это, Варфоломей пришел в неописуемый восторг и только восхищенно качал головой, не находя слов (это он-то!) для выражения оного восторга.

— Они мертвые, — спокойно сказал Марк.

— Мертвые!? — взвился Варфоломей. — С чего ты взял?

— Они холодны, как лед, — похоже, Марк единственный из нас решился к ним прикоснуться.

— Да, как Пьетрос пятнадцать минут назад. Ты, часом, не мертвый, Пьетрос? Как ты себя чувствуешь?

— Да, ничего.

— Вот именно! Ты посмотри им в глаза, Марк! У мертвых не бывает таких глаз. Да и вообще так в Китае не хоронят. Кстати, а как ты объяснишь то, что ткань на их одежде рассыпается при легком прикосновении, а тела свеженькие, как будто их хозяева только что прилегли здесь отдохнуть. От мертвецов бы давно остались высохшие мумии, если не скелеты.

— Ты хочешь сказать, что они могут вскочить в любую минуту, чтобы продолжить прогулку? — усмехнулся Марк. — Многовато на троих… Сколько их здесь?

— Восемьдесят один, — тихо проговорил я.

— Что? — почти одновременно переспросили Марк и Варфоломей и разом уставились на меня.

— Гэ Хун сказал, что их восемьдесят один.

— В глюке? — заинтересовался Варфоломей. — Ты все это уже видел?

— Если это был глюк… Нет, я видел только Гэ Хуна и гору с персиковыми деревьями, которые одновременно цвели и плодоносили.

— Так…

— Гэ Хун сказал, что это Пещерные Небеса.

— Так…

— И что его школа каких-то там письмен, кажется, трех государей…

— «Трех Августейших», — поправил Варфоломей.

— …поддерживает Господа и дарит ему восемьдесят одного бессмертного воина, которые воскреснут, как только он спустится сюда.

— Так…

— И он дал мне ключ. Вот этот, — и я отдал ключ Варфоломею.

Он долго внимательно рассматривал старинную работу.

— Есть старинная легенда про двух монахов буддистского и даосского, как они в тонком теле путешествовали из Сычуани в Янчжоу, то есть из Западного Китая в Восточный, чтобы полюбоваться там знаменитыми хризантемами, а потом сорвать цветок и принести его с собой. Когда буддийский монах вернулся в свое физическое тело, его ладонь оказалась пуста, а даос сжимал в руке хризантему… Никогда не мог в это поверить… до сего дня. Знаешь, когда ты потерял сознание, и мы не смогли привести тебя в чувство, мы нашли там наверху курильницу. Из нее шел какой-то дым. Мы ее сразу затушили. Дело в том, что даосы активно использовали галлюциногены в своих практиках. Удивительно, что мы тоже не вырубились.

— Наверное, ему нужен был я.

— Возможно… Хотя странно…

— Он даже не знал моего имени.

— Думаю, ему просто нужен был кто-то один, неважно кто. Ты оказался самым восприимчивым. Что он еще тебе сказал?