Я смотрю, как тускнеют его глаза. Как исчезает улыбка с губ и они превращаются в плотную, тонкую линию.

– На следующий год они урезали наши рейтинги и отправили обоих на Исправление. Четверо Стражей Кроноса несколько часов избивали меня до полусмерти, одновременно закачивая в комнату дым с запахом прелых листьев.

– И это сработало?

– Да. Нет. Может быть. – Он хмурится, сжимая рулевое колесо так, что белеют костяшки пальцев. – Мы никогда больше не целовались, но думать об этом я не переставал.

Я откидываюсь на спинку нагретого кожаного сиденья, чувствуя, как утренний адреналин медленно отступает. Это так приятно – иметь возможность просто общаться без необходимости скрываться. Без тикающих часов. За последние тридцать минут Хулио поделился со мной большим, чем за все те годы, что мы знаем друг друга.

Может быть, Джек прав и мы не должны охотиться друг на друга. Может быть, смысл в том, чтобы просто найти друг друга. Чтобы подыскать место для каждого из нас и подарить друг другу возможность быть сильными. Чтобы держаться друг за друга, когда возникает необходимость, защищать друг друга и пережидать случайные штормы.

Хулио петляет по окрестностям, решив выехать на Саут-Атлантик-авеню кружным путем. Он легко ориентируется на здешних улицах, заставляя меня интересоваться 75 процентами его жизни, которых я никогда не видела: вечеринками и соревнованиями по серфингу, о которых он упоминал мимоходом, его отношениями с Мари, его жизнью в Обсерватории… В общем, мне любопытно, какой он в остальные девять месяцев в году. Вопрос в том, возникла ли эта внезапная потребность лучше узнать его из-за того, что нам больше не нужно быть врагами, или я просто надеюсь стереть те худшие 25 процентов в каждом из нас?

Хулио паркуется перед кабинками для переодевания и оставляет двигатель включенным. Наши друзья поднимают на нас усталые, перепачканные грязью лица; их одежда по-прежнему мокрая и в пятнах запекшейся крови. Пляж за их спинами утопает в розовой дымке кроваво-красного рассвета. Днем он будет выглядеть очень мирно, будто самое худшее уже позади.

Флёр

По дороге к секретному домику Джека в салоне внедорожника царит тишина, изредка нарушаемая чьим-то кашлем с заднего сиденья или шмыганьем носа. Джек за рулем. Помимо Чилла он единственный, кто точно знает, куда мы направляемся.

Я спускаю ноги с приборной панели. Чем удобнее положение тела, тем сильнее меня клонит в сон. Джек бросает на меня косые взгляды, когда я снимаю свитер и направляю вентиляционное отверстие кондиционера прямо себе в лицо. Никто не возражал, когда Джек установил термостат на максимально возможное низкое значение. Ребята просто достали спальные мешки из своих рюкзаков, разложили их друг на друге и несколько минут спустя крепко заснули.

Но один из нас должен бодрствовать, чтобы составить компанию Джеку. И чтобы присматривать за воронами. Холодный воздух высасывает из меня энергию. Глядя на мелькающую за окном сплошную размытую ленту деревьев, я чувствую, как у меня тяжелеют веки. Когда сегодня утром взошло солнце и я впервые за несколько десятилетий увидела осенние листья, на меня нахлынула волна ностальгии, воспоминания о Хэллоуине с неизменными пластиковыми ведрами конфет и о Дне благодарения с застеленным лучшей маминой скатертью столом, катанием на грузовике с сеном и хрустом яблок в карамели. Но чем дальше на запад мы едем, тем ниже становится температура. Кучи жухлых листьев по обочинам дороги возвращают мои мысли к Хантеру, и чувство вины высасывает из моего тела последние капли тепла.

Джек не произнес ни слова с тех пор, как мы тронулись в путь. Возможно, он тоже сейчас воюет с непрошеными воспоминаниями.

– Тебе надо отдохнуть. – Голос у него хриплый, а налитые кровью глаза сосредоточены на мелькающих на дороге гипнотизирующих белых линиях. Он вытягивает руку вперед, указывая на горный хребет, образованный далекими туманными вершинами на горизонте. – Осталось немного. Через несколько часов будем на месте.

Я оборачиваюсь на знакомый звук мягкого посапывания Поппи. Она кашляет, свернувшись калачиком в спальном мешке на сиденье в среднем ряду. Рядом с ней шевелится Чилл. Его очки сползли на самый кончик носа. Притулившаяся у него под бочком Мари приоткрыла рот и прижала голову к окну. На коленях у нее спит Слинки. Вуди втиснут на заднее сиденье между Эмбер и Хулио. Его кожа приобрела лихорадочно-бледный оттенок, но хоть кровотечение остановилось. На данный момент мы больше ничего не можем для него сделать. Нельзя рисковать, обратившись в больницу или клинику. В каждом магазине и на каждой заправочной станции установлены камеры. Насколько нам известно, они есть и на каждом дорожном знаке и съезде с автострады. А мы являем собой компанию из восьми подростков в угнанном внедорожнике в середине учебного дня. Наша одежда в крови, при нас полно походного снаряжения. Меньше всего на свете нам сейчас нужно привлечь к себе еще больше внимания.

Я внимательно высматриваю шпионов Геи и радары контроля скорости на обочине дороги. По мере продвижения на запад порывы ветра усиливаются. Под размеренное движение машины голова у меня скатывается на плечо, и я закрываю глаза.

Всего на секунду.

* * *

Шины медленно хрустят по гравию. Я моргаю, ослепленная оранжевым сиянием, атакующим мои веки, и растрясенная колеями на дороге. За поворотом нас со всех сторон окружают деревья, и меж их распростертыми ветвями сверкает заходящее солнце.

Я выпрямляюсь на сиденье, чувствуя, что шея напряжена до предела, а мочевой пузырь вот-вот лопнет.

– Как долго я провела в отключке?

– Уже почти пять. Ты проспал техническую остановку три часа назад.

Джек одаривает меня вымученной после долгой дороги улыбкой. Но даже с учетом этого он выглядит не таким усталым, как раньше. Наоборот, скорее посвежевшим. Сверкая глазами от предвкушения, он внимательно всматривается в подъем следующей вершины.

Мы забираемся все выше по склону горы, огибая крутые повороты. Ребята начинают шевелиться, разбуженные покачиванием машины. Один за другим они потирают глаза и оглядываются по сторонам. Тем временем мы сворачиваем на узкую грунтовую дорогу, полускрытую под покровом опавших листьев. Джек останавливает внедорожник у приземистой деревянной хижины, чья неприметная форма и побитые непогодой стены неотличимы от окружающих деревьев.

– Мы дома, – тихо говорит он, не обращаясь ни к кому конкретно и ко всем одновременно.

Он открывает дверцу и выходит, рассматривает домик с расстояния, не упуская ни единой детали: покосившееся крыльцо и провалившуюся крышу, каменный дымоход и поленницу покрытых мхом дров, растрескавшиеся остатки старого деревянного сарая. Он медленно идет по развеваемым ветром грудам опавших листьев, останавливается, чтобы постучать костяшками пальцев по ржавому колодезному насосу.

Мы дружно высыпаем из машины. Слинки высовывает серую голову из куртки Мари, с любопытством принюхиваясь и топорща усы. Поппи и Чилл помогают Вуди выбраться из внедорожника и замирают с отвисшей челюстью, переводя широко раскрытые глаза с шелестящих ветвей к голубому небу, виднеющемуся в просветах между огненно-оранжевой, желтой и кроваво-красной листвой. Впереди на многие мили простирается зеленая долина. По щеке Поппи скатывается слеза, и она смахивает ее с нервным смешком, несколько облегчающим чувство вины, которое я ношу в себе.