Согревая ладони теплом своего дыхания, Хулио направляется прямиком к маленькому деревянному туалету за хижиной. Эмбер повязывает свой свитер вокруг талии и с треском открывает люк позади дома. На ее губах играет улыбка. Вуди хромает мимо хижины, чтобы лучше все рассмотреть.

Она бросает сумки и рюкзаки у моих ног, и ее улыбка гаснет, когда она смотрит, как Джек поднимается по покореженным ступенькам переднего крыльца. Деревянные доски скрипят. За раскрытой дверью показывается истлевшая сетка, свободно развевающаяся на ветру. Я ожидаю, что он вытащит из кармана отмычку, но он извлекает связку ключей. Дверь заклинило, и он осторожно толкает ее плечом, выпуская на свободу многомесячный, если не многолетний запах затхлости, который я чувствую даже отсюда.

Эмбер морщит нос.

– Это оно? Таково представление Джека о безопасном жилище?

Мне стыдно признаться, что я думаю о том же самом. Хижина выглядит такой ветхой, что, кажется, развалится от первого же снегопада. Я натягиваю толстовку, обнимая себя руками в попытке защититься от пронизывающего холода, который, похоже, не беспокоит никого, кроме нас с Хулио.

– Ни электричества, ни телефонных линий, – замечаю я, ради Джека притворяясь оптимисткой. – Мы вне зоны досягаемости. Никто не сможет нас здесь выследить.

Эмбер указывает на отверстие в виде полумесяца на двери уборной, которую Хулио как раз распахивает.

– Ни водопровода, ни канализации в доме тоже нет.

Тяжело вздохнув, она топает по ковру из листьев, чтобы занять очередь в туалет.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Хулио, подходя ко мне вплотную.

– Вымотанной, – содрогаясь, отвечаю я. – Ты тоже?

Он согласно кивает. Несмотря на то, что он проспал весь день, у него под глазами залегли глубокие фиолетовые тени, а губы немного посинели. Он хватает охапку вещмешков и тащит их в дом. Я тоже беру, сколько могу унести, и иду следом.

В прихожей нет ничего, кроме стола и единственного стула на пыльных половицах. Пузатая печка и несколько шкафов выдают себя за импровизированную кухню. Чугунная дверца со стоном открывается, и Джек садится на корточки и загружает дрова. Чиркнув спичкой, он поджигает растопку и смотрит на потрескивающее пламя, затерявшись мыслями в клубах дыма.

Хулио заглядывает в соседнюю комнату. Двери на петлях нет, есть лишь отверстие в стене. Он бросает сумки на пол, поднимая облако пыли. Вдоль задней стены вытянулись в линию две койки, а сквозь щели в древесине просачиваются лучи дневного света. Над койками нависают перекладины грубо сколоченной лестницы, исчезающей на чердаке. Хулио поднимается наверх и осматривается. Его взгляду предстает груда выцветших матрасов, оставленных кем-то, кто был здесь раньше.

– Это место – настоящий гребаный свинарник, – говорит он, спрыгивая с лестницы.

Отряхнув пыль с ладоней, он возвращается, чтобы осмотреть кухню. Открыв дверцу буфета, он спугивает мышь. Стоящая в дверном проеме Мари ахает от отвращения, а Слинки выпрыгивает у нее из-за пазухи и устремляется в погоню.

Следом за ней входит Чилл. В его темных глазах мелькает отблеск огня, а может быть, воспоминание, когда он видит Джека, сидящего на корточках у печки.

У кого-то урчит в желудке – возможно, у меня. Достаточно громко, чтобы привлечь внимание Чилла.

– Я начну готовить ужин.

Он роется в сумках с едой, которую мы украли, выставляя на стол банки супа. Из затянутого паутиной буфета он извлекает пыльный чугунный котелок и выходит на улицу, бормоча себе под нос что-то насчет колодца.

Джек закрывает дверцу печи и с трудом поднимается на ноги. Его заскорузлые от высохшей морской воды джинсы топорщатся на бедрах. Пряди волос падают на глаза, будто даже они устали от долгого путешествия. Его темная челка сильно отросла за последние несколько недель, что затрудняет чтение его мыслей.

В хижину, ковыляя, входит Вуди, опираясь на плечо Эмбер. Она усаживает его на единственный стул и устраивает вытянутую ногу на шатком столе. Уперев руки в бока, она осматривает обстановку.

– Ты серьезно, Джек? – Бросив рюкзак на пол, она негромко ругается. Не говоря ни слова, Джек выскальзывает из домика. Я слышу, как хлопает дверь сарая, затем до меня доносится размеренный громкий стук топора.

Я шагаю к двери и натыкаюсь на Чилла, возвращающегося с колодца с мокрым котелком в руке. Он преграждает мне путь.

– Дай ему время, Флёр, – негромко говорит он. – Много воды утекло с тех пор, как мы в последний раз были здесь.

Он с грустной улыбкой протягивает мне котелок, и я неохотно беру его, позволяя Чиллу затолкать себя обратно внутрь.

С наступлением ночи в хижине становится темно. На нас наваливается усталая тишина, нарушаемая лишь безжалостным стуком топора снаружи. Чилл зажигает лампу. Ее кожух шипит, наполняя воздух резким запахом керосина и заливая комнату теплым оранжевым светом. Когда молчание становится совсем уж угрожающим, Хулио расчехляет гитару, пристраивает ее на коленях и начинает мягко перебирать струны под потрескивание огня в печи. Чилл ставит тушиться рагу с мясом, и мы устраиваемся на пыльном полу, раскладывая спальные мешки поближе к печи в попытке защититься от ветра, просовывающего холодные пальцы сквозь дыры в бревнах хижины.

Хулио берет несколько аккордов. Они кажутся мне смутно знакомыми. Это начало народной песни 1960-х годов, которую мы все слышали раньше, но слов я вспомнить не могу. Поппи напевает пару строк гнусавым, хриплым голосом, прерываемым отрывистыми приступами кашля. Вуди заканчивает за нее, мычанием заменяя слова, которых не знает. Эмбер закрывает глаза. Ее губы двигаются в такт музыке, и когда Хулио подхватывает следующий куплет, поет со знанием дела. Заключительную ноту они тянут вместе, и она затихает в воздухе.

Чилл разливает жидкое тушеное рагу по щербатым кружкам, которые нашел в буфете, и мы передаем их по кругу. Хулио откладывает свою гитару, и, обхватив кружку двумя руками, с жадностью заглатывает ее содержимое, не потрудившись даже подуть на пар. Остальные ждут, пока рагу немного остынет, и Поппи потчует нас рассказом о том, как они с Чиллом зашивали рану Вуди, полученную во время драки, и как Слинки погнался за вороной и забрался в глубь леса. Мари вводит меня в курс дела касательно той части, которую мы с Джеком пропустили, а именно о битве Хулио с Сайрусом. Когда разговор переходит к поединку Эмбер с Хантером, Хулио опускает глаза в свою кружку, будто пытаясь высмотреть на дне свой потерянный аппетит. Потом и вовсе отставляет ее, не закончив трапезу.

Эмбер прочищает горло.

– А что насчет тебя? – спрашивает она меня, ловко уводя разговор от Хантера. – Что случилось после того, как Стражи загнали вас в лес?

У Мари на лице появляется гримаса отвращения, как будто она уже догадалась об ответе. Чилл содрогается. И только Вуди единственный, кто наклоняется вперед. Им с Эмбер никогда прежде не приходилось сражаться с Весной. Неудивительно, что их снедает любопытство – такой же болезненный интерес, какой испытывала я, зачарованно наблюдая за битвой Эмбер и Хантера у кабинок для переодевания.