– Я не понимаю, ты шутишь или сердишься на меня? – растерялся Игорек. От непонимания он понемногу начинал злиться.

– А если будешь сердиться или плохо меня любить, вообще превращу в лягушку! – Сделав страшные глаза, она взяла его за руку. – А что это у тебя за шрам?

– Я когда был в армии, сломал себе руку.

– Упал, что ли? – вежливо поинтересовалась Даша.

– Сам сломал, специально.

Даша приподнялась на локте и с недоверием посмотрела на Игорька.

– Я стоял на улице, мороз тридцать градусов. Сунул руку в воду, подождал, пока она заледенеет, и ударил топором, тупым концом. Вот шрам остался…

– Не может быть… – прошептала Даша. – Так не бывает, чтобы сам себе топором…

Игорек пожал плечами:

– Лучше уж в больнице, чем часами стоять на морозе. А лед – это анестезия, мне не было больно.

Даша молчала.

– Ты странный, Гарик, – наконец произнесла она и погладила его шрам. – Ты любишь меня! – поддавшись внезапному порыву, уверенно сказала Даша. – А есть ли у тебя топор? – Игорек озадаченно кивнул в ответ. – Если ты такой смелый, мог бы ты сейчас ради меня руку сломать? Докажи, что ты меня любишь!

Игорек посмотрел на нее испытующе, пошел на кухню и через минуту вернулся с топором.

– Пошли! – позвал он Дашу. – Пошли лед делать!

Увидев, что он абсолютно серьезен, Даша испуганно заверещала:

– Я же пошутила!

– Нет уж, сказала, значит, пошли. – Игорек больно тянул ее за руку, и глаза его уже немного испугали Дашу.

– Гарик! Я сейчас уйду и не приду больше! Тебе же тридцать пять лет! Как тебе не стыдно! – Для важности она прибавила Игорьку год.

– А ты не шути так! – сказал Игорек, остывая, и бешенство потихоньку ушло из его глаз.

«Улица Руднева, потом Черкасова, на третьем светофоре налево…» Даша нервно сверяла по бумажке Алкин адрес. Она почти не бывала в гостях у Алки, хотя звонила ей каждую неделю. Даша рассказывала ей, кто учится у нее на курсах, пересказывала Маргошины шутки, спрашивала, что приготовить на обед и как поступить с остатками вчерашнего мяса.

– Прокрути в мясорубке и сделай макароны по-флотски, – советовала Алка.

Даша тут же выбрасывала остатки мяса в помойку и удовлетворенно шла спать.

Потребность в каждодневном общении осталась у нее как наследство многолетней ежечасной близости с Женькой. Ей хотелось разговаривать с Алкой каждый день, но Дашина потребность в Алкином участии в ее жизни была несравненно больше, чем у Алки в ней самой. Даша всегда звонила сама и всякий раз, набирая Алкин номер, ловила себя на некоторой внутренней дрожи, обрадуется ли ей Алка или будет разговаривать с ней чуть капризным обиженным тоном.

Удивительным образом сложилось между ними табу на обсуждение некоторых тем. Игорек был неотъемлемой частью Дашиной жизни и Дашиной квартиры. Разговаривая с Алкой, она упоминала Игорька как некий предмет обстановки, искренне забыв, что Алка любила его и была его женой. Алка и сама, казалось, забыла. Она знала, что Олег с Игорьком имеют общую фирму, сама Даша проводит с ним много времени, но это никогда не всплывало в их разговорах.

Она никогда не расспрашивала Дашу о его женщинах, успехах в бизнесе, четко разделив свою жизнь на две части – до и после Игорька. Общение их было по-родственному близким и так же по-родственному ограниченным, темы их разговоров, держась в скрепленных взаимной нежностью рамках, не удалялись от хитростей Маргоши, здоровья Тяпы и Галины Ивановны, Дашиных студентов и Алкиных учеников. Даша подозревала, что Алка тоже не все рассказывает про свою жизнь. Нежная родственность между ними сохранилась, только теперь ее необходимо было пестовать, каждый раз осторожно восстанавливая.

Существовали и другие темы, которых они избегали касаться. Все, что могла позволить себе Даша и что было недоступным для Алки – путешествия, дорогая одежда, – обсуждалось ими очень поверхностно.

– Ты куда летом? – спрашивала Алка.

– Я на даче буду, может быть, только в июне уеду на неделю на море, – осторожно отвечала Даша, рассматривая путевки, по которым они должны были объехать всю Италию.

Она старалась не подчеркивать различие их возможностей, но не была уверена, что Алка согласна воспринимать это спокойно. Теперешние бедные и богатые раньше сидели за одной партой, и Алке придется примириться с тем, что в сравнении со школьной подругой она бедная. Разница в материальном положении Даши с Олегом и Игорька исчислялась большим количеством нулей и была неизмеримо значительней, чем различие между Дашей и Алкой, но для Алки это различие было зримым и оттого болезненным.

Различие пахло испанским солнцем или заболоченным прудом на шести сотках, тонкой ворсистой шерстью дорогой одежды или унизительной однодневностью турецких тряпок, сочными помидорами с рынка или вялыми гнилушками с засиженного мухами лотка.

Не рассказывать же Алке, что по сравнению с Игорьком обе они бедны совершенно одинаково. Даша только боялась, что однажды Алка решит, что ей гораздо проще больше с ней не общаться, нежели упражняться в добродетелях, не завидовать и не расстраиваться.

«Я так всех потеряю, – грустно размышляла Даша. – Женька в Германии, Маринка в Америке, неужели окраина родного города окажется такой же недосягаемой, как дальние страны!»

«Столько лет Алка выходила утром на Фонтанку, потом жила с Игорьком на Восстания, как же она может здесь жить!» – ворчала Даша, плутая между рядами пятиэтажек, отличающихся только степенью разрушения и надписями на стенах.

«Направо от универсама, повернуть в „карман“, до помойки…» – бормотала она про себя. Припарковавшись наконец у ориентира – детской площадки с покосившимся грибком бывшего зеленого цвета, вялой песочницей, вокруг которой скучали несколько мамаш, и сломанной горкой, она взглянула на бумажку с адресом.

Все правильно, на доме с обломившимся углом и вылезшими наружу черными швами зеленой краской было написано «16, корп. 5». Переминаясь в нетерпении поскорее увидеть Алку и заранее радостно улыбаясь, Даша стояла перед коричневой, кое-где облупившейся дверью. Услышав Алкины шаги за дверью, она возбужденно подпрыгнула и, поддавшись внезапному желанию пошалить, спряталась за угол. Даша просунула в открывшуюся дверь руку, ухватила Алку за свитер на животе и запищала:

– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такой большой живот? – и в ужасе поняла, что под рукой у нее чужое, не Алкино тело. – Извините, простите, я случайно ошиблась, больше не буду, – лепетала Даша, в ужасе глядя на толстую тетку в мужском свитере.

«Что значит – я случайно ошиблась?! Если я случайно схватила чужую тетку за живот, она решит, что я сумасшедшая, а если специально хожу по квартирам и хватаю граждан за разные части тела, она сейчас вызовет милицию!» – подумала она, выкатываясь из подъезда.